Изумрудная скрижаль

Коридор, с коим связаны были неприятные воспоминания, остался позади, и Анита вновь погрузилась в раздумья о графе Ингерасе, как вдруг поблизости от нее, в кромешных потемках, послышался шелест, и в нос ударила резкая серная вонь. В ту же секунду на Аниту просыпалось что-то мелкое, похожее на муку грубого помола. Броситься бы сейчас наутек, не жалея ног, но она, напротив, застыла от неожиданности. И тотчас во мраке вспыхнул белый огонек. Он метнулся к ней – горящий комок пакли или чего-то подобного, – и порошок, которым была усеяна одежда Аниты, моментально вспыхнул.

Стало нестерпимо горячо. Анита живым факелом бросилась наугад и ударилась о стену. В поле ее зрения, в брызгах полыхавшего пламени, метнулась в сторону бесформенная фигура, напомнившая образ лукавого, каким его изображают в душеспасительных книжках: черный силуэт с рожками на голове. Видение сразу исчезло, да и не было времени концентрироваться на нем. Палантин уже пылал вовсю, от него занялись волосы, рубаха тоже тлела. И все так же удушливо воняло серой.

«Вот он, ад! – промелькнуло в мозгу. – Черти завлекли меня в свою печь и сейчас зажарят живьем!»

Если бы она потеряла присутствие духа, то через минуту превратилась бы в ростбиф. Но в критические моменты включался какой-то внутренний механизм спасения – он и работал за нее. Руки сорвали с плеч полыхавший палантин, бросили на пол. Ладони сжали сзади волосы в пучок. Кожу закололо, но уже в следующий миг надо было затушить горевший рукав и кружевную оторочку по краю ворота. Все это время она принуждала себя стоять на месте. Очень хотелось кинуться прочь, но все тот же спасительный механизм подавал тревожный сигнал: бежать – значит, раздуть пламя еще сильнее.

Но вот оно сбито с одежды, угроза миновала. У ног догорал, потрескивая, палантин. Анита подхватила его, подняла повыше и осмотрела коридор. Того, кто напал на нее, уже и след простыл, лишь в отдалении слышались торопливые шаги. Черти убирались в свое логово. Анита бросила палантин и что было духу (теперь уже можно) помчалась в противоположную сторону.

Глава седьмая. За дверцами шифоньера

Анита, какой ее никогда не видели. – Алекс настроен решительно. – Бам! бам! бам! – Гость из внешнего мира. – Официальный представитель его превосходительства. – Старый охотник. – Прилив энергии. – Что случилось ночью. – Смерть от естественных причин. – Шифоньер раскрывает свою тайну. – Будуар царицы Лилит. – Влюбленный баклажан. – Отрезанная нога. – Максимов чувствует себя как в сказке. – Штрихи к портрету покойного Йонуца. – Ответ настоящего мужчины.

Максимов сидел в кресле, вытянув ноги в вязаных носках к натопленному камину, и как раз принимал из рук заботливой Вероники четвертый бокал подогретого вина, когда в комнату вихрем влетела Анита. Вид ее был кошмарен: растрепанные, обуглившиеся на концах волосы, прогоревшая в четырех-пяти местах рубаха, на одной ноге недостает сафьянового башмачка, слетевшего при бегстве. А еще – ошалелый взгляд, слезящиеся глаза, красные пятна от ожогов на кистях рук…

Максимов выпустил бокал, тот дзенькнул об пол и раскололся на несколько частей. Вино алым пятном, очень уж смахивавшим на ту субстанцию, вокруг которой крутились в замке все события последних дней, растеклось по полу. Вероника ойкнула, но устремилась не к пятну, а к хозяйке, которую никогда не видела в таком состоянии.

– Анна Сергевна… да что же это?

Максимов вскочил, его повело вбок, и он вынужден был опереться рукой о спинку кресла. Анита постаралась придать своему голосу спокойные интонации.

– Алекс, не переживай. Меня хотели сжечь… но не сумели.

– Сжечь?!

– Да… А перед этим чуть не проткнули копьем.

И она рассказала все, как было. Вероника хваталась за свой бюст, Максимов супился и выбивал кончиками пальцем барабанную дробь на каминной полке.

– Вот что. Нам здесь больше оставаться нельзя, – подытожил он, когда Анита закруглилась. – Иначе можем и до завтра не дожить.

– Ваша правда, Лексей Петрович, – поддакнула Вероника. – Нечистая сила в этом замке обитает. Того и гляди со свету сживет.

Анита в нечистую силу не верила.

– Граф с нами очень любезен…

Максимов нахмурился так, что брови двумя козырьками нависли над глубокими глазницами.

– Любезен? Как же! Одной рукой гладит, а другой…

– В нападениях на меня он не участвовал, в этом я ручаюсь. В первом случае он бегал с тобой наперегонки на лыжах, когда вы искали в лесу Йонуца, а во втором… то есть сейчас… он был у себя в кабинете.

– А если вышел и тихонько прокрался за тобой?