Париж, 21 ноября 1996
Уважаемый Жан-Клод Роман,
Три месяца назад я снова начал писать. Трудности у меня возникли не с информацией, как я предполагал вначале. Мне трудно определить свое место по отношению к Вашей истории. Принимаясь за работу, я думал, что смогу не столкнуться с этой проблемой, собрав воедино все, что знаю, и постаравшись остаться объективным. Но объективность в таком деле – это самообман. Мне необходима была точка зрения. Я повидался с вашим другом Люком и попросил его рассказать мне, как он и его семья пережили те дни после трагедии и разоблачения. Я написал это, попытавшись влезть в его шкуру, – бессовестный поступок с моей стороны, тем более что он попросил меня не выводить его в книге под настоящим именем, – но очень скоро понял, что не смогу это сделать чисто технически, да и не имею морального права (в данном случае это совпадает) придерживаться его точки зрения. Поэтому предложение, которое Вы сделали мне полушутя в Вашем последнем письме, – избрать точку зрения ваших сменявших друг друга все эти годы собак – меня не только позабавило, но и убедило в том, что Вам знакома эта трудность. Знакома, вероятно, даже лучше, чем мне, ибо это и есть цель того умственного и духовного труда, к которому приступили Вы: докопаться до себя, заполнить этот пробел, который столько лет ширился на месте того, кто в Вас должен говорить «Я». Разумеется, я не стану говорить за Вас от первого лица, но в таком случае мне остается говорить «Я» только от своего собственного. От своего имени, не прячась за очевидца, реального или вымышленного, и не прикрываясь лоскутным одеялом из сведений, претендующих на объективность, рассказать то, что в вашей истории интересно лично мне и находит отклик в моей жизни. Но я не могу. Слова не даются, и «Я» звучит фальшиво. Так что я решил отложить эту работу: она еще не созрела. Но мне бы не хотелось, чтобы из-за этого прервалась наша с Вами переписка. Честно говоря, мне будет даже легче писать Вам и, наверное, мы лучше поймем друг друга после того, как я отложу этот замысел, в котором у каждого из нас был свой интерес: без него будет как-то свободнее…
Вильфранш-сюр-Сон, 10 декабря 1996