Изыди (СИ)

Когда я по привычке зашёл к нему в кабинет, не постучав, не пожалел, что купил видеокамеру "Панасоник" последней модели. Перед тем как уехать бороться с несправедливостью следствия, частично несправедливыми приговорами и некачественными протоколами судебных заседаний, я купил неплохую цифровую видеокамеру. "У видеокамер этой марки хорошее разрешение", ― заверил лохматый, в узких брючках, как будто их натянули на него с мылом, менеджер по продажам. Чем и сразил. Сразил не брючками, а количеством матриц. Оптика у камеры была лейковская, а матриц целых три. В матрицах я понимал плохо, но подумал, что три ― это много, а значит, круто. Будет развлечение в глубинке ― природу снимать. Я решил, что моему "Панасонику" природа должна отдаться без всякого.

Голая задница председателя и ноги в жёлтых туфлях на высоких каблуках у него под мышками, направленные на меня, как стволы охотничьего ружья перед выстрелом дуплетом, были дорогим компроматом. Не против Судякина ― против Верочки. А что? Нормальная себе такая инсталляция, сгодится для её увольнения. "Не очень-то и одинок этот олень. Понятно, припёрло. А закрываться уже не надо?" ― подумал я про себя.

Я долго ждал удобного случая, решив уже, что если он опять не закроет дверь, то стесняться не стану. Когда я окончательно осознал полное отсутствие подзащитных, сам не понимаю, почему, разозлился, и решил это дело расследовать, прибегнув к древнему способу получения нужной информации. Шантаж ― любимое средство спецслужб, как говорит Глеб. Как было поставлено дело народного правосудия? Так же, как и везде: следователь заканчивал расследовать дело за очередные несколько граммов марихуаны, сдавал в прокуратуру, а оттуда дело перекочёвывало в суд. Перекочёвывало вместе с марихуаной, ставшей вещдоком. Судья вызывал любителя кайфа по повестке, и любитель превращался в подсудимого. Подсудимый шёл ко мне, защитнику отдельных оступившихся представителей народа, и мне оставалось сказать, сколько. Круговорот марихуаны в системе "опер ― следователь ― прокурор ― судья" заканчивался актом об уничтожении, и в этом цикле вполне логично находилось место и адвокату. Пропитание я себе обеспечил сложившимся порядком вещей и собственным монополизмом (других адвокатов в районе не было). Как в Америке: мимо адвокатов не пройдёшь. Но шли недели, цикл совершал очередной круг, а защищать было некого. Я убеждал себя, что это временно. Марихуаны в районе пруд пруди. А, может, курить её перестали, проклятую? Да вроде не должны. Она даже в огородах растёт ― не удержишься. "Пустяк вопрос, ― думал я, ― птички не сеют и не пашут, а хлеб им Всевышний даёт. Проживу".

Время шло, дела поступали, аккуратно регистрировались, а подсудимых не было. "А почему дела редко назначаются?" ― задумался я. Что-то тут не так. Пора принимать меры, и я решил: лучшего информатора, чем Верочка, не найти. Тем более что дела из прокуратуры, располагавшейся в одной из половин "судейского дома", но с другого его конца, во вторую половину, где хозяйничал Судякин, заносила Верочкина мать. Она, как и дочка, тоже работала секретарём, но прокурорским. Женщина тоже ничего: одинокая, сорока двух лет, счастливая уже от того, что у неё есть работа, и по этой причине державшаяся за своё место, как жена за заботливого мужа. Дела она вроде бы заносила, но куда они девались, я никак не мог понять.

― А-а-а, на доследование отправил, ― отмахивался от моих осторожных намёков Судякин.

Но я заподозрил неладное. Подозрения усиливались, их надо было срочно разгадать, и тут подвернулся фарт ― незакрытый кабинет председателя суда.

― У меня один деликатный вопрос, но об этом ― никому. ― Я приложил палец к губам и показал Верочке видео. Председатель был в отъезде, и в его кабинете секретарша распоряжалась, как у себя дома. И тут же небрежно добавил: ― Хотя жёлтые туфли могут быть у кого-то ещё. Но зато такого стола, как у нашего председателя, во всём районе ни у кого не найдёшь. Интересно, а какие дела ― уголовные или гражданские ― он подкладывает на столе под...?

Молодец Верочка! Я оценил её мужество. Она прикусила губу, посмотрела на меня бесстыже-невинным прищуром своих раскосых глаз, подошла к стоявшему в углу кабинета холодильнику, достала оттуда кусок колбасы и спросила:

― Ну, и какой у вас деликатный вопрос? Только маме не говорите ― она скандал поднимет.

― Хорошо, не скажу. Меня интересует, почему дела не назначаются. Я пятый месяц без работы сижу.

― А Николай Петрович приговоры заочно выносит, ― объяснила она.

― Это как? ― опешил я. ― Что значит заочно? Все подсудимые в бегах?