JFK. Президент Кеннеди. Заговор в Далласе

Директора магазина спортивных товаров фирмы «Клейн» в Чикаго, затратив на поиски шесть часов, в четыре часа утра по центральному стандартному времени нашли талон журнала «Америкен райфлмэн», по которому Освальд заказал винтовку с оптическим прицелом.

Когда Освальда снова стали допрашивать, Форест Соррелз понял, что обвиняемый издевается над капитаном Уиллом Фритцем в надежде, что тот отвесит ему пару тумаков, что дало бы повод говорить о жестоком обращении с ним полиции. Маленькая комната для допросов была забита полицейскими Далласа, Техаса и федеральной полиции. Некоторые вопросы имели чисто метафизический характер. Так, Фритц спросил Освальда, верит ли он в Бога. Позднее капитан вспомнил, что Освальд заявил, что «не намерен обсуждать этот вопрос». На допросе Освальд жалко лгал и изворачивался. Он утверждал, что не мог купить винтовку, зарабатывая всего 1 доллар 25 центов в час. Он также говорил, что он «не коммунист, не марксист-ленинец, а просто марксист». А насчет убийства президента Освальд заметил: «Люди забудут обо всем этом через несколько дней, так как будет другой президент». Здесь он ошибся, а вернее, сказал заведомую неправду. Ли как раз был уверен, что об убийстве Кеннеди будут помнить очень долго, а в связи с этим будут помнить и о нем, Освальде. Он уже не узнал, как сторонники конспирологических теорий будут пытаться лишить его славы убийства президента Кеннеди.

Фритцу Освальд заявил, что не может сказать «ничего особенного о президенте», заметив только, что у того «милая семья». Когда Освальду разрешили свидание с женой, матерью и братом, он был крайне сдержан в выражении чувств. Во время пятиминутной встречи с родственниками он почти не обращал внимания на мать и по-русски расспрашиваял жену о детях. Марина рассмеялась и сказала свекрови на ломаном английском языке: «Мама, он говорит, что любит меня и купит Джун туфли».

Марина не спрашивала мужа, убил ли он Кеннеди, но позднее вспоминала: «По его глазам было видно, что он виновен».

Брат Освальда Роберт утверждал: «Ли вел себя осмысленно, но его поведение было каким-то механическим. Я с удивлением понял, что все происходящее его не трогает. Я смотрел ему в глаза, но в них не было мысли… Когда я снова посмотрел ему в глаза, он сказал: «Брат, не смотри, ты ничего в них не увидишь».

Улики против Освальда не вызывали сомнений. К утру субботы (23 ноября) его опознали свидетели, а фантазия насчет карнизов для занавесок рассеялась как дым. В лаборатории Министерства юстиции в Вашингтоне подтвердили принадлежность Освальду отпечатков пальцев и обрывков хлопчатобумажной ткани на винтовке, найденной на месте преступления.

К рассвету 23 ноября Освальд был признан бесспорно виновным. Поводов для сколько-нибудь обоснованных сомнений в его виновности не существовало. Поэтому в субботу капитан Фритц в интервью «Нейшнл бродкастинг компани» с гордостью заявил об Освальде: «Мы имеем совершенно железные доказательства, что этот человек убил президента».

Когда ФБР уведомило начальника полиции Карри о заключении экспертов, что почерк на заказном талоне журнала «Америкен райфлмэн», посланном фирме «Клейн», принадлежит Ли Харви Освальду, Карри подробно сообщил об этом на пресс-конференции, передававшейся по телевидению. Директор ФРБ Эдгар Гувер, узнав об этом, был взбешен. Он позвонил в Даллас и предупредил, чтобы впредь улики, добытые его ведомством, не обсуждались публично.

Эдгар Гувер

Шумиха вокруг Освальда подрывала принцип презумпции невиновности и давала его будущим адвокатам определенные козыри при последующем рассмотрении дела в жюри присяжных. Но Освальда по-прежнему делали публичной персоной.

Председатель Верховного суда Эрл Уоррен, наблюдая по телевизору, как оглашаются улики против Освальда, вспомнил, как в одном из южных штатов шериф передал по телевидению признание обвиняемого. И, хотя суд низшей инстанции признал обвиняемого виновным, Верховный суд вынужден был пересмотреть приговор.

Намек Уэйда, заботившегося о собственном пиаре, что Жаклин Кеннеди, возможно, попросят дать показания в техасском суде, привел в ужас многих техасцев, считавших, что это бесчеловечно и что для вдовы президента будет слишком большим потрясением вернуться в город, где был убит ее муж. Об этом говорил, в частности, Джек Руби, и как раз стремлением любой ценой «в память о нашем любимом президенте» избавить Жаклин от страданий, связанных с будущим процессом, он мотивировал свое желание убить Освальда. По мнению У. Манчестера, «всю свою жизнь Джек считал себя мстителем – достаточно было какого-нибудь антисемитского замечания, чтобы он потерял самообладание, а в своем мщении он всегда прибегал к насилию. Руби был физически слабым человеком, прямым и простодушным. Подобно ребенку, он не был способен предусмотреть последствия бурной вспышки, сопровождающейся применением физической силы».