Junior (СИ)

— Я никогда не носил килт. И в последний раз я танцевал кейли три года назад, напившись с друзьями на каком-то празднике в Хогсмиде. Но МакГонагалл ведь не заставит калеку с костылем плясать кейли? Верно?

— Насчет этого я бы не был так уверен, парень, — широко ухмыляясь, говорит Грюм. И почему-то Барти склонен с ним согласиться безо всякого Империуса. — Ты сказал, три года назад?

— Ну да, на шестом, кажется, курсе, — рассеянно отвечает Барти. — Или на седьмом?

…Они опрокидывают в себя еще по кружке чего-то горячего и искрящегося и со смехом вываливаются из «Трех Метел» на улицу. Усиленная магией музыка мгновенно увлекает их в объятия толпы, где совершенно неважно, знаешь ты кейли или нет; сегодня — все смешиваются воедино в шеренгах танцующих, сегодня Блэк протягивает руку полукровке с Хаффлпаффа, а слизеринец Крауч смеется вместе с шотландцем-гриффиндорцем над собственными неуклюжими попытками угадать следующее движение танца. Сегодня в Хогсмиде нет войны. До тех пор, пока не кончится кейли, в Хогсмиде нет войны. И поэтому Барти Крауч танцует вместе со всеми, и ему тепло от старой музыки, и от смеха друзей, и от горячего вина, и от кусачего зимнего воздуха.

Барти пытается удержать краткий всполох воспоминания, но тот будто молния в грозу — мелькнул, разбил мир на части ослепительной вспышкой и исчез. Барти изо всех сил старается вернуть это странное, непривычное ощущение, и не может понять, почему так больно думать о нем.

— А в каком году это было?

Крауч непонимающе хмурится. Отнять от восемьдесят первого три года нетрудно, но он все равно отвечает:

— В семьдесят восьмом. В чем дело?

— Сейчас девяносто четвертый.

Разбитый на части молнией мир складывается в единое целое и падает на Барти Крауча свинцово-черной громадой бесконечного Северного моря, запирая его в ледяной пустоте. Мелодия кейли, почти уже вернувшаяся из забытого прошлого, бесследно растворяется в какофонии криков, среди которых Барти не может различить ни единого знакомого голоса — ни Блэка, ни Руквуда, ни Лестрейнджей.

Барти Крауч-младший выдирает себя из собственной памяти, как когда-то выдирал себя из Империуса — и оказывается в глубокой темной камере с погасшим Люмосом и едва различимым силуэтом Аластора Грюма в углу.

— Lumos, — тихо командует Барти, и новый сгусток света, подрагивая, срывается с кончика палочки.

— Это не Азкабан. — Грюм бесстрастно разглядывает его единственным живым глазом. — Я допрашивал заключенных после многолетнего влияния дементоров. Это не оно, хотя очень похоже — и Азкабан наверняка этому поспособствовал. Я почти готов был списать это на индивидуальную реакцию, но… Ты не попадал под Конфундус, Крауч? Выглядит как Конфундус. Очень жесткий и очень мощный.

Барти, не глядя на своего пленника, касается ладонью левого предплечья. В чужом теле Метки не видно, но он все еще чувствует ее живой жар, чувствует, как переливается в ней магия. Когда Метка отзывается на прикосновение, Барти выдыхает чуть спокойней.

— Или… — Грюм хмурится. — Ах. Это бы объяснило, почему твой Империус так трудно преодолевать.

— Ты слишком догадлив, Грозный Глаз, — говорит Барти, поднимая голову. — Однажды это может сослужить тебе дурную службу. Если я не убью тебя раньше, конечно. Так что там про килт?

Комментарий к О черном дереве

Кейли (ceilidh) - народное шотландское увеселение с танцами и музыкой

Состав палочки Грюма неизвестен (постоянная бдительность!), но выглядит она примерно так (https://i.ytimg.com/vi/QVCjOlPY0G4/maxresdefault.jpg)

========== О прошлом ==========

Незнакомый ненавижу тебя немолодой волшебник смотрит на тебя — меня нет мимо тебя. У него когда-то было имя, но больше не имеет значения ты его не помнишь. Говорит — меня нет не называя по имени никогда. Его слова бессилие презрение стыд казались бы больнее плети, если бы не меня нет меня никогда не будет.

Он мертв, говорит волшебник с глазами, острыми как кинжалы Беллы. Повтори это.

нет не смей сражайся сражайся

Он мертв, ты соглашаешься с этим смиренно и равнодушно. Я ошибался. Он мертв. Что-то внутри затихает при этих словах, перестает рвать тебя на куски. Ты не чувствуешь ничего, даже стыда, даже ненависти к самому себе — за то, что сдался, за то, что предал, за то, что больше не можешь надеяться. Смерть считается предательством?

меня нет

Человек перед тобой могу ли я еще ненавидеть? кажется доволен твоим ответом. Он произносит заклинания, которые возводят твое бессилие в абсолют. Легилименс. Империо. Он говорит: повтори еще раз.

Когда-нибудь давным-давно когда ты был жив ты бы рассмеялся. Сейчас тебе меня нет всё равно.

Ты повторяешь, не думая. Он мертв. Он мертв и забрал вас всех с собой в могилу, где бы она ни была. Твой разум пуст; Легилименс выискивает ложь, но соскальзывает с пустоты — ему не за что зацепиться. Империус больше не превращается в убей меня умоляю убей меня пытку. Ты послушен. Твое подчинение меня нет безупречно.