К двадцатипятилетию первого съезда партии

Работая по окончании одесского ремесленного училища «Труд» в мастерских училища, как подмастерье столяром, где работало и много посторонних рабочих, я был вовлечен в нелегальный кружок. учеником училища последнего класса Орловским. Но прежде чем говорить о кружке и что представлял собой Орловский, я должен указать на то громадное

 [96]

значение, какое сыграло, по-моему, Одесское Ремесленное Училище «Труд», давшее не одно поколение не только вполне грамотных специалистов рабочих, а в дальнейшем и техников и инженеров, но и большой кадр сознательных рабочих, бойцов, революционеров и коммунистов, занимающих ныне не мало видных постов во всех областях нашей советской работы.

Училище «Труд» представляло собой в конце 80-х годов по составу учеников конгломерат самых разнородных элементов. Хотя там учились и сынки средней буржуазии, которые, благодаря процентным нормам, существовавшим для евреев в гимназиях и других училищах, шли сюда по необходимости, но в огромном, подавляющем большинстве своем туда шла протестующая молодежь, не сумевшая приспособиться к существующему начальству, уволенная из гимназий и реальных училищ с определенными уже знаниями и развитием, и, с другой стороны, шла разочарованная и озлобленная после прокатившейся волны еврейских погромов, а также идейная молодежь, бывшие толстовцы из городов Юга России для специального изучения ремесла, чтобы затем итти с определенными целями в рабочую среду. Вся эта молодежь вносила в училище определенный дух независимости, вольности и протеста, придававшие ей совершенно своеобразный характер.

В период конца 80-х годов и начала 90-х годов, когда я учился и окончил это училище среди учеников на-ряду с 14-15 летними были 22-24-х летние вполне развитые юноши, бывшие толстовцы, были и революционеры, приезжие, как я отметил, с определенной целью. Несмотря на то, что училищем заведывал небезызвестный М. Гофман, дававший характеристики учеников в жандармерию, ему не удалось вытравить и подавить вольнодумство учеников.

Учительство школы было тоже не обычное, не учителя в футлярах. Некоторые из них, как Л. Шахрай, Мезеричер, сами способствовали- свободному развитию учеников, другие шли по линии наименьшего сопротивления — не мешали. Так я помню, как некоторые ученики последнего класса, будущие члены нашего кружка, представляли учителю русского языка Шахраю домашние или классные сочинения об утопическом и научном социализме: о Фурье, о Лассале, Чернышевском,

[97]

Михайловском и др. И учитель этот, просматривая- эти сочинения, покачивая головой, приходил порой в $жас, но отдавая обратно, просил быть осторожнее. Из мастеров училища не пзя не отметить модельного мастера Ф. Фекса, чеха, имевшего большое влияние на учеников своей пролетарской психологией, знакомившего нас с положением рабочих Австрии и Германии, с их организациями и пр.

К этому периоду и относится мое вступление в нелегальный кружок, инициатором которого был один из приехавшей революционной молодежи социал-демократ Орловский. Последний произвел на меня тогда чарующее впечатление своей скромностью, простотой в отношениях, мягкостью и чуткостью. Приехав, кажется, из Полтавской губ., начитанный, вполне развитой и определившийся, он сумел создать и подобрать вполне подходящих членов для нелегального кружка. В этот кружок, впервые собравшись на квартире Орловского и Вейнштейна[48], входили кроме указанных товарищей пишущий эти строки, Гринштейн[49], Мильман[50], Рудавский ст.[51], Даревский ст., М. Вернер[52], Лехтман, Шер, Меерсон и целый ряд других учеников и подмастерьев, фамилии которых сейчас не вспомню. Кружок ставил себе целью изучение рабочего вопроса и революционного движения. На первом же собрании мы читали Шелгунова «Пролетариат во Франции и Англии». Помню какое огромное впечатление произвели на меня беседы Орловского, открывшие новые горизонты на действительность и сущность капитализма. Беседа, затянувшаяся за полночь, знакомила с положением рабочего вопроса на Западе и в России и методах борьбы за улучшение положения рабочего класса. Тут же мы решили в дальнейшем, когда речь зашла о прибавочной стоимости, изучать незнакомые нам предметы — «политическую

[98]