К двадцатипятилетию первого съезда партии

Я все это говорю, чтобы указать, что все советы о конспирации усердно использовывались. Но активной помощи не было, и мы стонали от отсутствия интеллигентских сил. Обещанная С. Б. Лазаревичем помощь явилась не скоро, вследствие чего нам пришлось долго вариться в собственном соку. Наконец, явился посланный: начались занятия. Наши ребята настроились на марксистский лад. Мы уже сами читали Бельтова и никак не мирились с народничеством, которое, к слову сказать, понималось нами довольно примитивно. Народничество у нас понималось как интеллигентское мышление вообще.

И, когда раз читая нелегальную, серьезную брошюру «Наемный труд и капитал» К. Маркса, руководителем было употреблено такое выражение: «по Марксу это так». Кто-то из нас не выдержал, спрашивает: «а по вашему?» Прямого ответа мы не получили, и этого было достаточно, чтобы взять его на подозрение. В результате были прекращены занятия.

Таким образом, большинству главарей нашего кружка работниц пришлось свое миросозерцание выковывать самим, при чем, можно сказать, между делом. Особенно мы чувствовали свое бессилие, когда мы потом, вместе с кружком трудников, изучали политическую экономию и социологию, которую читал т. Семеновский, где мы с трудом усваивали понятие «дедукция и индукция».

Много времени отдавали чтению из легальной литературы по истории французской революции. «Старый порядок» —Токвиля, «Пролетариат во Франции и Англии» — Михайлова, «Этюды» — Каутского, «История культуры» — Липперта, Энгельса —«Развитие семьи и частной собственности» и пр. Из беллетристики «Углекопы» — Золя, Беллами — «Через 100 лет», Шпильгагена — «Один в поле не воин». Из периодической печати следили, главным образом, за корресспонденциями Иоллоса и Дионео и уже после следили за «Самарским Вестником» — единственной марксистского толка газетой.

[125]

Несмотря на большую перегруженность, каждый из нас считал своей о б я з а н н о с т ь ю всю вышеназванную литературу прочесть и следить за текущими событиями, из которых все, что только возможно было, использовывалось. Напр., в «Новом Слове» — закон 2-го июня. Обсуждалась история итого закона, его связь с забастовками 1896 года, т.-е., чем он вызван и, наконец, насколько он не удовлетворяет интересы рабочих.

Итак весь 1896 год ушел у меня и у нашего кружка портних на выработку своего миросозерцания и расширения деятельности кружков. Внутренняя работа все расширялась.

У нас уже была связь с заводами «Пересыпи», но хотелось наладить правильную связь с иногородними. Для пополнения группы новыми силами очень охотно была принята у нас такая фигура, как Гандлер (потом оказался провокатором). На нем придется несколько остановиться. Мое знакомство с ним было случайное через его жену — учащуюся. Гандлер был человек недюжинный и, главное, подкупал тем, что, будучи сыном состоятельных родителей, порвал с ними всякие связи, — человек со средним образованием — пошел в слесаря. Мы его считали своим. Его происхождение давало ему возможность иметь большие связи в мире интеллигенции, в которой мы так нуждались. Таким образом, когда он предлагал нам поставлять интеллигенцию, это было очень кстати нам и на руку ему. Как рабочий, и уже сидевший, он пользовался большим доверием у группы. Был момент, когда он вызвал подозрение, делая заметки во время разговора на своих манжетах, но он отвел это подозрение указанiем^{18} на наличие большого количества поручений, на слабость своей памяти и, наконец, — его манжеты самая надежная конспирация, так как легко смываются. Во всяком случае до провала, 10 марта 1898 года, ему удалось быть вне подозрения. Надо ему отдать справедливость, он немало потрудился для объединения нашей организации и внутренне и внешне; всякую новую связь, новую работу он подхватывал и из сил выбивался, чтобы закрепить и расширить связи, и по совершенно понятным причинам: позже нам стало все ясно.

Приблизительно к этому времени, к началу 1897 года относится появление брошюры «об агитации» и толки о пе-

[126]

реходе от кружковщины к широкой агитации поднятой приехавшей в Одессу Любой Айзенштадт.