К двадцатипятилетию первого съезда партии

предложила Менделю, который лично знал Ракова, свести меня с Раковым для переговоров. Я взяла несколько нелегальных брошюр и, чтоб не обнаружить себя перед Раковым, мелкие рассказы Горького, которые я и читала при его приходе. Мендель начал раскладывать литературу, хотя я и говорила, что мы не для этого пришли. Раков не обратил на литературу внимания и повел себя странно. После этого я не стала вести с ним разговоров, увидя в нем если не провокатора, то человека, которого нужно остерегаться. Менделю же я не подала вида. Спустя неделю Мендель и Раков были арестованы и разнеслись слухи, что они выдают. Вскоре Раков был выпущен, но все к нему стали относиться, как к провокатору. Места собрания были переменены и работа продолжалась. Хотя квартиры комитетчиков никто из новичков не знал, но во всех окружающих обстоятельствах чувствовалась напряженность.

В Ростове в то время существовала легальная литературка, в которой собирались все работники, но держались друг от друга в стороне.

На одной из лекций был опознан в костюме священника Мендель. Все комитетчики были оповещены и разошлись по домам. В этот вечер Раков был избит рабочими у литературки. Возвращаясь домой, я заметила у своей квартиры Гудзона. Наследующее утро у квартиры стояло пять филеров. Но мне их удалось провести, переодев в свой костюм сестру. В этот же вечер я выехала из Ростова в Новороссийск.

После моего отъезда в районе мастерских Влдк. ж. д. было арестовано около 40 человек, в том числе член комитета Фофанов. Козин и Ипат были арестованы в Новороссийске. По письму, найденному у Ипата в Ростове, арестовали Мочалова. Но он отказался от письма, пользуясь тем, что оно не подписано фамилией, и был выпущен. Но силы в Ростове были так велики, что работа продолжалась. Выпускали прокламации, но работа в кружках, во избежание дальнейших провалов, была прекращена.

Через полгода я была вызвана комитетом в Ростов. Жандармский полковник Артемьев говорил всем арестованным на допросах, что никого не выпустит пока не арестует меня. По его мнению, я где-то на Кавказе выпускала про-

[144] 

В. Таратута

кламации и пересылала их в Ростов. Я приехала в Ростов и добровольно села в тюрьму. Следствие было закончено, часть работников была выслана в Новочеркаск, часть выпущена. Работа все же продолжалась подготовленными пропагандистами. Кружки, собирались в Нахичевани. К 1 маю 1900 года жандармы арестовали около 50 человек приезжих студентов и кое-кого из интеллигенции. Но этот май прошел тихо и все арестованные были выпущены, часть совсем, а часть под гласный надзор, в том числе и я. Каждый год из Москвы приезжали студенты, привозили литературу и связи. В 1900 году ростовские студенты Кривобоков (В. И, Невский), его жена Любовь Васильевна и Резанов были арестованы в Москве. После 19-ти дневной голодовки Резанов был выпущен под гласный надзор и прибыл в Ростов для восстановления связи.

Через Кузьмича и других работников он получил явку ко мне, так как я вернулась к работе. Им было предложено организовать типографию в районе Ростова; он указал, где взять шрифт.

Шрифт был взят «Анархистом» из областной типографии. Сначала он хотел поступить в типографию рабочим. Но осмотревшись на месте, он решил дело сделать скорей. Пробравшись ночью наг двор типографии, он влез в форточку, забрал весь набор до 8 пудов веса в мешки и вынес его в окно на улицу.

Шрифт был доставлен в Ростов. Типографию поместили в окрестностях Ростова, под видом бакалейной лавки. Работать туда поехали «Анархист», Раиса Старкова и Ставский (младший). Быстро устроившись, они стали печатать прокламации и даже предполагали издавать там газету.

В комитет за это время вошли новые члены: Хавкин, Эшенский, Локерман. В 1901 году решили праздновать новый год. Участников было так много, что всю ночь сменялись группы членов. На несколько кварталов были расставлены часовые. Зарегистрировали до 400 организованных рабочих. Во время речей возник вопрос о переходе к политической борьбе. Часть работников стояла за старую политику экономической борьбы, другая же требовала присоединения и политической борьбы. Вторые победили. На 19 февраля была назначена демонстрация. Устроители разделились по

[145]

районам. Одни должны были привести рабочих мастерских и депо, другие — рабочих табачных фабрик. Шествие должно было итти по Садовой, Заготовлены были прокламации и знамена. Но стройной демонстрации не получилось. Рабочих табачных фабрик совершенно неожиданно распустили раньше обыкновенного, и они разошлись по домам. Нахичеванская группа опоздала. В шествии участвовали только железнодорожники. При виде небольшого количества демонстрантов полиция стала напирать, бросилась к знамени. В защиту знамени раздался выстрел, которым был убит пристав. Был арестован Хавкин Владимир. Нахичеванцы ограничились разброской прокламаций.

Я и Резанов бежали из Ростова. Эта демонстрация положила начало политической борьбе и привела к крупной стачке железно-дорожпых мастерских.

E. Торсуева (Быстрицкая.)