К истории русского футуризма. Воспоминания и документы

Вместо расслабленной поэзии смысловых ассоциаций здесь предлагается фонологика, несокрушимая, как осиновый кол.

Везут осиновый кол
Убьют живых чол

(“Взорваль”).

О чем говорится в этих стихах?

Такие слова как “нони” и “чолы” странны, они туго воспринимаются, не чешут пяток воспоминания, они тешут осиновый кол на упрямой голове людей с хорошей памятью.

И в результате эти стихи будут поняты!

К ним прилипнет содержанье! И не одно, а больше, чем ты можешь выдержать. Потому что нелепость – единственный рычаг красоты, кочерга творчеств:

“голая чушь” – чудо!

Поэты-символисты, утвердившие в себе союз формы и содержания, были кровосмесителями, их потомство рахитично, оно:

Чахоточной ночью выхаркано
В грязную руку Пресни

(Маяковский).

Только нелепость дает содержание будущему:
Нулево
Пулево
Кулево…. дыж

(из “Ожирения роз”)

Ягал-млы

(“Бегущее”)

хо-бо-ро
мо-чо-ро

(из “Фо-лы-фа”).

Эти слова втираются в кожу сознания, животворя его.

В равной степени они могут излечить насморк, ревматизм и шератизм:

моя стихина
сильней стрихнина.

Внешние формы и условия творчества Крученых так же нелепы, как их сущность. Он “забыл повеситься” и теперь неудержимо издает маленькие книжки, собственноручно рисуя их шапирографсим чернилом. В каждой такой книжке не наберется более loo букв: две-три фразы, рекламное название и вот уже новая книга Крученых, подлинная рукопись, рисунок, нестрочье, где буквы ле-та-ют, присаживаясь на квадрат, треугольник или суковатую поперечину…

Такие книги не исправляются автором, не переписываются: они точный след крови, произвольно упавшей из наклоненного к бумаге пера; они пахнут фосфором, как свежие локоны мозга. Вот “Город в осаде”, где выпускаются на улицу “свирепые вещи” вместе с воззванием сумасшедших, которые диктуют всему “наизнанку законы”; “Восемь восторгов” – приходно-расходная тетрадь радостей футуриста; “Нестрочье”, заявляющее о “совершенной откровенности” автора, когда он пишет на родном заумном языке. “Ф/нагт”, “Шбыц”, “ра/ва/ха”…. этим книгам нет конца и не будет:

все хорошо, что
хорошо начинается
и не имеет конца…

Этими словами заканчивается драма-опера Крученых “Победа над Солнцем”. Здесь он оказывается бешеным драматургом. Его драму нельзя читать: столько туда вколочено пленительных нелепостей, провальных событий, шарахающих перспектив, от которых станет мутно в голове любого режиссера. “Победу над Солнцем” надо видеть во сне или, по крайней мере, на сцене. Это не “Ошибка смерти” Хлебникова, где все сидят в одной комнате, разговаривают и входит какой-то неизвестный и еще что-то разговаривают и что-то читают… Эту пьесу можно безболезненно мус<о>лить в кабинете.

Здесь сказывается глубокое различие темпераментов: домомнитствующий, комнатный схоластик Хлебников и летящий на Америке Крученых.

Домашняя мистика не интересует Крученых. В своих критических произведениях он любит все сводить к ярой практике творческого ремесла.

То, что бесцельно путает, должно быть выброшено: чёрта, оседлавшего русскую литературу, он превращает просто в дворника, который не хуже других:

И бес стал пятиться невольно
Заметя что глумлюсь
Щипнул себя, щипая больно
Тебе я предаюсь

(“Полуживой”).

В той же книге (“Черт и речетворцы”) вместе с победой над чертом заявлена победа над “украшением ада” – сладострастием. Величие этого последнего идола колеблется:

Тебе навеки я отдадена
вияся ведьма изрекла
И ветр и зверь и дева-гадина
Касались моего чела

(“Полуживой”).

Победа над великой Вавилонской Блудницей! Тут впервые наступил момент, когда все разрушено, вплоть до апокалиптических ужасов и начинается “Мирсконца”.

Эта мысль – “мирсконца” – записанная как одно слово, фундамент футуризма. Новый мир уже начался, вытеснив собою все нежные воспоминания; вот почему футуристы о таинственной, строгой и нежной луне – Саломее говорят, что она сдохла.

Мир не умер, не почил, а именно подох, потому что от него теперь ничего не осталось, кроме “блевотины костей” или “душистого рвотного”. Те, что с верою ждут еще “конца света”, не заметили минуты, когда мир погибал! Для Крученых “света преставление” факт давно совершившийся и даже малоинтересный!.. Казалось бы что “мистического” в ярких клееных бумажках, которые делает Крученых вместо картин: не то ли самое нравится детям, и дети, придя на выставку картин футуристов, совсем не боятся бумажек Крученых.

Почему же родители их полны ужаса под маской негодования и презрения?!