2.
3. Из стихотворения “Юбилейное” (1924).
4. В поэтике Крученых “нутряное”, как видно из данной фразы, обозначает “главное в творчестве”, начало и квинтэссенцию любого творческого процесса. Ср. характеристику, данную Крученых Еленой Гуро еще в 1912 г.: “Он не от Хлебникова. Хлебников может от одного корня грамматически вызвать целые столбцы слов. И они все же не будут крыть той тайной сути, для которой вызывается дорогой не грамматики, а нутра Крученых, тем он и дорогой… Но это не надо смешивать с макрокосмом, это наше, но наше иной породы. Не охватывается узко сознательным грамматическим языком” (Elena Guro: Selected Prose and Poetry /
5. Крученых цитирует по памяти, неточно.
6. Далее в рукописи следует: “и которого он видал больше”.
7. Письма к Лиле Брик, в которых Маяковский шутливо сравнивает себя со щенком и постоянно использует вместо подписи “рисунки-печати”, опубликованы Бенгтом Янгфельдом в кн.: Mayakovsky V. Love Is the Heart of Everything: Correspondence between Vladimir Mayakovsky and Lili Brik, 1915-30–
8. Эльберт Л. Краткие данные //
9. Анализируя здесь эмоциональный надрыв в поэзии Маяковского, Крученых в чем-то отталкивается от своей ранней критической работы “Стихи В. Маяковского”, где он говорит о нем как об “апаше в поэзии”:
а отчего же рыдать апашу?
ах, значит вы не знаете этого грубого, примитивного существа! апаш дерзок и циничен но в той же мере и чувствителен (сантиментален)
ведь заметил же кто-то “что набожнее всего эти женщины”
Господа! Да разве это можно?
Даже переулки засучили рукава для драки
А тоска моя растет непонятно и тревожно
Как слеза на морде у плачущей собаки
переход от ножа к слезам у хулигана дело обыкновенное и это не истерика и не безумие, не
то, что случилось с людьми “утонченной” мозговой кашицы – Ницше, Гаршиным и др.
нет, он только апаш, он зарыдал оттого что его чувства еще сохранили первобытную восприимчивость!
и он дурит он пугает когда изображает безумие
в этом то наше (я говорю о будетлянах, т. наз. “кубофутуристах”) спасение! безумие нас не коснется хотя, как имитаторы безумия, мы перещеголяем и Достоевского и Ницше!
хотя мы знаем безумие лучше их и заглядывали в него глубже певцов полуночи и хаоса!
ибо Хаос в нас и он нам не страшен!..
(См.: Крученых А. Стихи В. Маяковского. Выпыт. С. 12–13).
В главе, написанной восемнадцатью годами позже, уже после смерти поэта, Крученых пересмотрел свою интерпретацию, отражающую более поэтику самого Крученых, чем Маяковского. Здесь он ретроспективно рассматривает этот надрыв уже не как “первобытную восприимчивость”, в которой он видел “спасение” кубофутуристов, а как “завыванье” – “самую опасную щель в творчестве Маяковского”.
10. Критическую позицию Крученых в анализе стихотворения “Вот так я сделался собакой” разделяет и дополняет Н.И. Харджиев в одной из своих заметок о Маяковском: “Звериные образы” (См.: Харджиев Н., Тренин В. Поэтическая культура Маяковского. С. 217–218).
11. В рукописи вместо слова “рядовая” слова “каждодневно-повторяющаяся”.
12. В рукописи вместо “телячья” наивность” – “снижение темы!
13. Строка из “Облака в штанах” (1915).
14. Крученых ссылается на первое издание поэмы “Про это”.
15. “Морковным кофе” называет Маяковский поэта Безыменского в этом стихотворении.
16. В рукописном черновике после этих слов следует несколько иной вариант окончания главы: