К истории русского футуризма. Воспоминания и документы

– Ну, что же! Первые строчки кажутся дикими, но это только видимость. Мы не привыкли просто к таким оборотам речи. Ведь есть выражение: “Его голова чревата мыслями”. Женщина чревата, брюхата, беременна. Чревата мыслями… Ну так он, этот мужчина, тоже мог быть беременен мыслями. А мог и вид такой иметь. Гоголь говорит о Бобчинском и Добчинском в описании действующих лиц, что у них животики были не такие, как у мужчин, крутые, а отвислые, как у беременных женщин.

Еще одно важное выступление Маяковского в “Бродячей собаке” (это в Петрограде, литературный кабачок). Сезон <19 >15–16 года. Его знаменитое стихотворение “Вам, которые в тылу”. Вот что мне рассказывала Татьяна Толстая (автор книги “Детство Лермонтова”), случайно бывшая на этом вечере:

Уже после 12 часов ночи конферансье объявил: “Сейчас будет читать стихи поэт-футурист Маяковский”. Не помню, как он был одет, знаю, что он был очень бледен, жевал папиросу и сейчас же зажег другую, затянулся, хмуро ждал, чтобы публика успокоилась и вдруг начал, как-то рявкнул с места: “Вам, проживающим за оргией оргию…”

Некоторые чтецы, подражая Маяковскому, начинают так же громко и потом дальше все усиливают, усиливают голос, а сам Маяковский в некоторых местах говорил совершенно тихо, и только к концу он опять так же повысил голос, обращаясь к публике, опять дошел до предела, до крепких слов, до ругани и этим закончил. Публика, большей частью состоявшая именно из “имевших все удобства”, застыла в изумлении, кто с поднятой рюмкой, кто с куском недоеденного торта. Во время чтения раздалось несколько негодующих возгласов. Маяковский, перекрывая голоса, громко продолжал. Когда он читал последние строчки, некоторые женщины закричали “ах”, “ох” и сделали вид, что им стало дурно. Маяковский стоял очень бледный, судорожно делал жевательные движения и не уходил с эстрады. Очень изящная, нарядно одетая женщина, сидя на высоком стуле, крикнула:

– Какой молодой, здоровый, вместо того чтобы такие стихи писать, Вы бы на фронт шли!

Маяковский парировал:

– Недавно во Франции один известный писатель выразил желание ехать на фронт. Ему поднесли золотое перо и пожелание: “Останьтесь, Ваше перо нужнее родине, чем шпага”.

Та же стильная женщина продолжала кричать:

– Ваше перо никому, никому не нужно!

– Мадам, не о Вас речь. Вам перья нужны только на шляпу.

Некоторые засмеялись, но большинство продолжало негодовать, долго шумели, не могли успокоиться. Конферансье вышел на эстраду и объявил, что вечер закончен. Вскоре я услышал<а>, что “Бродячая собака” из-за этого скандала временно или навсегда была закрыта.

Эту страничку из биографии Маяковского напечатали в примечаниях к 1 тому собрания сочинений Маяковского, издания <19 >40 года¹⁹; оно сейчас стало редкостью, потому что нынешнее издание издается 200-тысячным тиражом, а то – только 20-тысячным. В этом томе редактором Харджиевым были помещены все манифесты, знаменитые манифесты, подписанные Маяковским (в новом издании их нет!). Один газетчик развязно писал: “Этот манифест, всем известно, что он написан Бурлюком и Крученых…”. Всем известно?! А всем известна автобиография Маяковского: “Мы вчетвером написали манифест”²⁰. Он не отказывался от него, а наоборот часто цитировал некоторые выражения из этого манифеста. Не буду напоминать его, только скажу, что там есть режущая фраза “сбросить с парохода современности”, и дальше следуют такие слова: “Кто не забыл своей первой любви, не узнает последней”²¹. Это та же мысль, что Маяковский развивал и раньше: искусство развивается, и нельзя стоять на одной точке. Насколько мне известно, К<арл> Маркс писал, что античное искусство, античное общество – это детство народов, у них замечательное искусство, но это детское искусство, нельзя подражать ему и на этом остановиться. Как тогда быть, скажем, с Пикассо, Матиссом, Дега, Врубелем? Они не похожи на античное искусство. В одной энциклопедии я прочел: “Рафаэль – величайший художник всех времен и всех народов”. А как быть с китайцами, с индусами, с неграми? У них тоже было большое искусство.

В 1910 году я посетил собрание картин на квартире Щукина²². Он сам любил все объяснять. Быстро проходил старых мастеров и приводил публику в зал, где были собраны Пикассо, Ван Гог, Матисс, Гоген. И тут же на пьедестале стоял не больше аршина, черного дерева идол, может быть, божок негритянский. Он отличался тем, что лицо было изображено почти реалистически, оно слегка было сделано под кубизм, а дальше удлиненная шея, а потом грудь – в четверть руки выступ, площадка совершенно горизонтальная, словом, все признаки кубизма. И вот Щукин говорил: “Посмотрите – отсюда идет Пикассо”. Ал<ексан>др Н. Бенуа, тогдашний известный критик говорил: “Да, когда я посетил Щукина и увидел этого божка, то подумал, что это серьезная вещь”.

Первые в мире спектакли футуристов