К истории русского футуризма. Воспоминания и документы

Летом 1913 г<ода> в петербургском объединенном “Союзе молодежи” (это союз художников, потом и писатели вошли туда) была группа футуристов во главе с меценатом Л.И. Жевержеевым. Он решил, надеясь на то, что мы делали колоссальные сборы, устроить в театре б<ывшем> Комиссаржевской спектакль, и нам срочно были заказаны пьесы. Надо их было сделать осенью, а нам их только летом заказали. Я жил тогда в Усикирко в Финляндии, на даче Матюшина и набрасывал свою вещь. Об этом я написал также в книге “Трое”, 1913 год<а>.

“Воздух густой, как золото, я все время брожу и глотаю его. Незаметно написал “Победу над солнцем”. Созданию ее помогли звуки необычайного голоса Малевича (художника, который оформлял – А.К.) и нежно певшая скрипка Матюшина.

В Кунцеве Маяковский обхватывал буфера железнодорожного поезда. Так рождалась его футуристическая драма”²³.

Он первоначально хотел ее назвать “Железная дорога”, потом еще как-то. Но не успел придумать названия, и мы послали ее в цензуру, которая заведовала зрелищами.

В цензуру рукопись так и пошла: “Владимир Маяковский – трагедия”. Насчет заглавия он сказал: “Потом, потом, успеем”. Когда выпускалась афиша, то полицмейстер никакого названия уже не разрешил, а Маяковский даже обрадовался: “Пусть так и называется “Владимир Маяковский”.

У меня тоже получилось недоразумение. Я текст написал, а музыку писал Матюшин, я ее даже не слыхал до представления. Декорации, костюмы делал Малевич. Но он делал их в последнюю неделю, когда были уже афиши. Там было напечатано: “Победа над солнцем”, опера Крученых”. Матюшин – музыкант, написавший музыку, ходил, все время недовольно фыркая: “Ишь ты, подумаешь, композитор тоже, оперу написал”. Художник Малевич много работал над костюмами, декорациями “моей” оперы. Сначала в ней по афише значилась одна женская роль, в процессе же режиссерской работы и она была выброшена. Решили: “Ну что ж, раз у Вас все мужчины, так к чему это, не надо”. И тем более, что я тогда в одной из своих книг (“Взорваль”) написал, что в будущем нашем языке будет только мужской род.

Не удивляйтесь, дело в том, что это сбывается. Теперь не говорят “кондукторша”, а говорят “кондуктор” и даже не смотрят, мужчина или женщина, или “водитель”, не говоря уже о всяких других профессиях. Затем сокращенные слова – “начальник канцелярии” – “начканц”, “главное управление” – “главупр”. Или, например, “РАПП” – звучит как слово мужского рода, и вот, когда Фадеев выступал и говорил: “РАПП – она решила”, – это странно было слышать, потому что по звучанию РАПП – мужского рода. И на производстве, вы замечаете, женщины в мужских костюмах, брюках. На улице много молодых девушек в очень узких брюках. Я спросил одну: “Вы что – стиляга?”. Она ответила, что “это модно”.

Мы сделали свое дело. Маяковский сам играл в пьесе главную роль. Там у него в тексте так и было: “действующее лицо – Маяковский”, и трагедия называлась “Владимир Маяковский”. Он свои стихи читал, конечно, прекрасно. Вот, например, такие строчки: “Я летел, как ругань, другая нога еще добегает в соседней улице”. Эти строчки Маяковский приводил как образец динамизма в своих докладах 1920–1927 гг. Он говорил:

– Эти строчки выражают максимум движения, быстроты. Одна нога здесь – другая на соседней улице”. Это не то, что “Гарун бежал быстрее лани, быстрей, чем заяц от орла”²⁴.

Теперь о самой постановке. Пьеса Маяковского заканчивалась в полдесятого. Она длилась всего полтора часа. Когда публика вышла из театра, то говорила: “Это что же такое, ни одной машины нет, ни одной пролетки. Еще только полдесятого?!” А по тексту так и получалось; у Маяковского строчки бывают и в одно слово. Он как-то шутя на вопрос, сколько ему платят, ответил: “За слово – рубль, за тирешку – 75 копеек”.

Не секрет это, можно сказать: даже в собрании сочинений указано, у него было несколько агитационных стихотворений и даже небольших поэмок, написанных совместно с Н.Н. Асеевым и Сергеем Третьяковым. Одна – о заработной плате. Я присутствовал, когда Маяковский говорил Третьякову (Третьяков был в Дальневосточной республике в 1919 году министром юстиции. Ему легко было, ознакомившись с кодексом, написать такие стихи, и он писал их хорошо): “Вы напишите, напишите обыкновенно, длинными строчками, а я уж там их поотделаю”.

Маяковский просмотрел, многое выправил. У него из одной строчки выходило минимум две, а то и три. Тогда не знали, как ему платить и платили <как> за три строчки. Он отсчитывал Третьякову, сколько тот строчек написал, а остальное они делили пополам.

Асеев мне говорил, возмущаясь, что не понимают строчек Маяковского: “…есть у нас еще Асеев Колька, этот может, хватка у него моя, только денег нужно сколько, маленькая, но – семья”²⁵.

Ясно, что это смехотворная шутка (у Асеева семья – два человека, а у Маяковского – пять).