Читаем К новой философии полностью

Что меня больше всего удивило в Рэнд было не только то, что она была философствующей русской антимарксистской писательницей. Как я обнаружил в дальнейшем, философия Рэнд (или добавьте, как некоторые это делают, «так-называемая») уникальна. Да, она частично была вдохновлена Ницше и Аристотелем, но что делает её беспрецендентной и без ясной традиции, так это её масштаб. Масштаб Рэнд в философии шире, чем представляли себе академические философы. И я думаю, что этот масштаб приводит к неблагоприятному мнению, наложенному против неё и её последователей теми, у кого есть философское образование, потому что Рэнд так обобщила философию, что поражённые умы западных историков философии не могут признать этого. Она говорила, что всё имеет отношение к философии, «философии для жизни на земле», даже то, как Вы занимаетесь сексом. А её девиз жить философией показался мне довольно захватывающим, настолько, что я получил магистерскую степень, вдохновлённую работами её, её последователей и тех, на кого она повлияла, среди которых я быстро очутился.

Я провёл больше трёх лет полемики с анти-рэндистами, но до сих пор нахожусь под её влиянием. Я также решил изучить главного её врага и козла отпущения: Иммануила Канта. Важно знать, что именно философия Рэнд привела меня к изучению Канта, этому концу философской нити.

Чтобы изучать Канта, читатель должен быть достаточно академичным и натренированным, так как это большое дело. Усложняют ситуацию мои взгляды на эту тему, потому что я знаю, что за всю историю философия всегда была очень ограниченной областью. Как я сейчас понимаю, мне всегда она нравилась. А тому, что Вы любите, Вы разрешаете свободу, потому что любовь превосходит границы, верно? Значит, философия, моя нынешняя любовь, не может быть загнана в ограничения, как в цепи, тысячелетними, педантичными традициями. Философия гораздо шире, чем её представляли подобия Канта. Итак, возвращаемся к моему изначальному вопросу: Что такое философия? Вы могли бы заметить, что теперь этот вопрос имеет немного другое освещение, которое углубляет его значение.

Много философов думали об определении философии. Я только упомяну два современных обсуждения, чтобы мы лишний раз не обременялись этим вопросом, связанным с давно ушедшим. Мартин Хайдеггер, автор Бытие и время, в ранних трудах считал, что философия занимается действительно важными принципами, а не одними лишь фактами действительности.[80] В этом отношении, согласно Хайдеггеру, задача определения философии, прежде всего, связана с избежанием ошибок чрезмерного или недостаточного определения. Если философия является самой фундаментальной наукой, более «углублённой» и «высокой» наукой, в которой нет стандартных ограничений или традиционных исторических обусловленностей, тогда ею следовало бы только «жить», и поэтому стоит прекратить задаваться её определением. Вместо этого, определение философии касается динамического отношения между тем, чтобы быть наиболее общим и формальным (как род), включающим всю историю философии, и точным, основанным на опыте (как вид). В рамках этого описания, должны решаться вопросы, связанные с онтологией типа «что» этого объекта в «как» его обладания. Позднее, Хайдеггер отказался от возможности определения философии. Конечно, в конце концов, знание определения философии отличается от фактического философствования, в котором сознание имеет определяющее значение.

Пожалуй, менее мутно, хотя это спорно, Ален Бадью (автор Бытие и событие) объясняет свои взгляды, начиная с основания на комментариях Ницше о том, что наши гносеологические пристрастия ограничены нашими биографиями (Человеческое, слишком человеческое, § 513) и что великие философии, в конечном итоге, являются личными признаниями и мемуарами (По ту сторону добра и зла, § 6). Согласно Бадью, философия исходит из нашей собственной жизни, поэтому он рассказывает девять историй из своей жизни, потому что думает, что смысл философии раскрывается лучше всего математическим и артистическим способами («Философия как биография», Бадью, 2007). Для него, политика, наука, искусство и даже любовь являются надлежащими предметами философского мышления, а сама философия служит для их более универсального обсуждения.

23.3. Делаем философские выводы

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эмпиризм и субъективность. Критическая философия Канта. Бергсонизм. Спиноза (сборник)
Эмпиризм и субъективность. Критическая философия Канта. Бергсонизм. Спиноза (сборник)

В предлагаемой вниманию читателей книге представлены три историко-философских произведения крупнейшего философа XX века - Жиля Делеза (1925-1995). Делез снискал себе славу виртуозного интерпретатора и деконструктора текстов, составляющих `золотой фонд` мировой философии. Но такие интерпретации интересны не только своей оригинальностью и самобытностью. Они помогают глубже проникнуть в весьма непростой понятийный аппарат философствования самого Делеза, а также полнее ощутить то, что Лиотар в свое время назвал `состоянием постмодерна`.Книга рассчитана на философов, культурологов, преподавателей вузов, студентов и аспирантов, специализирующихся в области общественных наук, а также всех интересующихся современной философской мыслью.

Жиль Делез , Я. И. Свирский

История / Философия / Прочая старинная литература / Образование и наука / Древние книги
Критика практического разума
Критика практического разума

«Критика практического разума» – главный этический трактат Иммануила Канта, развивающий идеи его «Критики чистого разума» и подробно исследующий понятие категорического императива – высшего принципа нравственности. По утверждению философа, человек может быть по-настоящему счастлив, только если осознает, что достоин счастья. А этого можно достичь, лишь выполняя долг, то есть следуя нравственному закону. По Канту, поступающий так человек, независимо от внешних обстоятельств, чувственных потребностей и других побуждений, становится по-настоящему свободным.Одним из ведущих переводчиков Канта на русский язык был поэт, литературовед и критик Николай Матвеевич Соколов (1860–1908). Переведя основные трактаты Канта, позже он представил российским читателям и другие его произведения. Переводы Соколова считаются точными и полными, они неоднократно переиздавались в советское время.Как и другие книги серии «Великие идеи», книга будет просто незаменима в библиотеке студентов гуманитарных специальностей, а также для желающих познакомиться с ключевыми произведениями и идеями мировой философии и культуры.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Иммануил Кант

Философия / Образование и наука