К новой философии

Пока Платон был очарован красотой своих метафизических видений, Аристотель таксономизировал философские идеи по мере того, как они ссылались на физическую реальность, и полагал, что, хотя материя потенциальна (dynamis, или нарождающееся изменение), а форма действительна (entelecheia, или становящееся собой), они являются неразрывным целым. Кант, с другой стороны, звучащий как досократовский диалектик Гераклит, писал, что «только постоянное (субстанция) изменяется» (А187, B230–231). Под субстанцией, Кант предположительно подразумевал частицы, составляющие материальное вещество, или метафизику данных частиц, к которой он пришёл под конец своих исследований. Таким образом, он повторил Аристотеля, но манерой, в которой его идея о форме (то есть душе, или вещи в себе) могла стать посредственной или вторичной (А266–268, B322–324), а затем даже дал другое определение субстанции или вещи, позволяя ей «превратиться в ничто» (B414; сравните A204). Он утверждал, что идеальное недостижимо, и это привело к бесконечному регрессу в обусловленную материю. Показательно, что Кант хотел разграничить что-либо материальное и по своей сути духовное, такое как реальная форма, и вместо того, чтобы продвигаться к пониманию «необусловленной причинности» Бога, он повернулся и выбрал путь «о безусловном существовании самой субстанции» (A559, B587). В то время, как Аристотель интегрировал свой физикализм с метафизикой Платона, Кант перевернул Аристотеля и принял за главный вопрос только материализм, ведомый заимствованными у него метафизическими категориями. Затем Кант реорганизовал априорные понятия (начинающиеся в разуме) в рамках своего «синтетического» обоснования как неотделимые от эмпирических, чувственных восприятий, хотя последние рассматривались Кантом как первичные и, следовательно, окончательные или фактические. В истинном духе материализма, разум стал посредником первичной материи: «в самом разуме ничто не начинается… его действие… никогда не составляет абсолютно первого начала» (A554, B582).

В эру заблуждений после Аристотеля, вместо того, чтобы принять или полностью понять его мировоззрение, Кант решил смешать платоновский рационализм и аристотелевский эмпиризм таким образом, что упустил многие ключевые, мистические идеи и поэтому стал противоречить[87] интеграции Аристотеля. Гносеологическое содержание рассудка стало для Канта единственно возможной для «восприятия» реальностью, и поэтому он «воспринимал» метафизику своими органами чувств, применяя к ощущениям «метафизический» смысл (аналогично понятию материи на примере «монад» Готфрида Лейбница, хоть и не ограничиваясь им). Мыслители, затронутые кантовской традицией, такие как Фридрих Ницше и Артур Шопенгауэр, Карл Маркс и Владимир Ленин, а также Адольф Гитлер посредством Гегеля, смешивали платоновский «идеализм» с кантовским «идеалистичным» в возрастающих количествах, соответственно. Они также отвернулись от реализма/мистицизма Аристотеля и его взглядов на эмоциональную душу и Бога. Для данных материалистов, такие понятия стали лишь бессмысленными верованиями[88] из-за недостаточности (по своей деонтологии, или центрированности на долге) основания этики Канта.

26. Кем был Иммануил Кант, и кому он нужен?

Многим известна притча о том, что вещи не такие, какими кажутся. На самом деле, притча должна гласить не о материальных вещах, а о том, что к нам ближе всего, а именно: люди не такие, какими кажутся. Философам думать больше полагается не о вещах, а о самих людях, так как иначе теряется смысл философии. Продолжая в этом же духе о сути вещей, то есть людей, общий аргумент в том, что Кант был не материалистом, а трансцендентальным идеалистом.[89] Тем не менее, это не аргумент, а лишь подчинение его спутанному взгляду. Приставка «транс-» означает «по ту сторону». Что же на другой стороне идеализма? Транс-идеалист не является истинным идеалистом, а скорее он – не-идеалист. Но хоть Кант и не был идеалистом, так как критиковал их за удалённость от эмпирической реальности, он был намного хитрее со своими словами и определениями. Для него идеализм не был тем, чем он был со времён Платона. Кантовский идеализм не имеет никакой потусторонности по определению – он лишь является позицией, ограниченной разумом, что является подменой понятия уже самим Кантом. Конечно, его позиция была ограничена разумом, но это не значит, что истинный идеализм является такой позицией, а скорее всего наоборот, так как он стоит выше разума и охватывает всю вселенную своим представлением о ней. Более того, Кант отвергал реализм, низвергая его к непостижимому, и считал мистицизм бессмыслицей в своей критике Эмманиула Сведенборга (1994, т. 2, стр. 203–266). Таков способ исключения, чтобы узнать, кем был Кант. Другой способ – это взглянуть на то, за что он выступал.