Аккуратная табличка над этими похожими на морщинистые слоновьи спины возвышениями извещает о строгом запрете копать, добывать или уносить что-либо. Кроме нас любуются марганцевыми песками еще двое туристов. Молодой тучный бизнесмен из ФРГ успевает сообщить, что он директор банка. Сияя ярко-голубыми глазками на кирпично-красном, обгоревшем на маврикийских пляжах лице, представляет он в качестве секретаря миловидную молодую даму, явно выполняющую не одни эти функции.
Турист настроен скептически: на этом малоинтересном Маврикии нет даже охоты! Вот африканское сафари — «дас ист гут!» — «это хорошо».
Алексеев незамедлительно излагает свою точку зрения, что лишь фотосафари имеет право на существование, убивать же зверей нехорошо. Что касается Африки, она, как он полагает, не за горами и находится гораздо ближе к Европе, нежели Маврикий…
— О, я, я… — соглашается собеседник, мечтательно возводя глаза к небу, — эс ист нихт зо вейт — это не так далеко, — и бросает задумчивый взор на комфортабельную, взятую напрокат вместе с водителем машину, будто прикидывает, нельзя ли с ее помощью добраться по океану в Африку.
Плантации сахарного тростника не окинуть взглядом — как по зеленой реке, плывем под сводом растений. Узкие листья шлепают по капоту. На шестиметровую высоту поднимаются толстые стебли, до пяти сантиметров в обхвате. В землю вросли угольно-черные пирамиды извлеченных из почвы вулканических бомб, похожих на пушечные ядра.
Испокон веку тростник приходится сажать и убирать вручную, ни одна машина не может работать на этой нафаршированной камнями земле. Не имея техники, несколько поколений маврикийцев, в основном индийских рабочих, трудились в поте лица, очищая плантации. Раздробив глыбы, люди перетаскивали их на руках. Уборка сахарного тростника, как и сотни лет назад, не поддается механизации, главные орудия — мачете и руки. В страдную пору рубки рабочим приходится ночевать в шалашах, таскать на своих плечах срезанные стебли. В тростниковых хижинах и ветхих домиках живет маврикийская беднота, в том числе рабочие сахарных плантаций. Предки их, индийцы, в качестве рабочей силы были вывезены на остров в середине прошлого века. Законтрактовавшись на пять лет, надеялись они, скопив денег, вернуться на родину. Однако заработка всегда не хватало даже на обратную дорогу, и приходилось вновь наниматься на плантации, осваиваясь на Маврикии.
Тростник не отличается твердостью, но срубить его надо одним точным ударом, иначе до времени истечет стебель сладким соком.
— А если срубленный тростник полежит на солнце?
— Тогда его можно и не везти на фабрику — сок загустеет. Поэтому, как только рубщики сделают свое дело, тростник тут же вывозят с плантации на грузовичках или арбах.
Временами набегает ветерок, мечется среди упругих стеблей, ворошит листья, переворачивая «наизнанку», светлой подкладкой, и тогда мир меняет цвет, становясь бледно-золотисто-зеленым, зеленые рефлексы текут по лицам.
— Тростник — культура многолетняя?
— Да, это многолетний тропический злак, известно тридцать его видов. Предполагают два центра его происхождения: Индия или Океания, точнее, Новая Гвинея. Почти весь остров занимает так называемый благородный тростник с мясистым, богатым соком стеблем. Это сырье для производства рома, спирта, патоки, а отжатые стебли и листья идут на корм скоту. Здесь есть все необходимое для процветания плантаций: плодородные, богатые влагой почвы, ровная высокая температура, большая солнечная радиация.
— А как его сажают?
— Проще простого. В начале цветения срезанный стебель режут на черенки. От посадки до созревания проходит не более десяти месяцев.
Кренится, поглаживает листьями машину, зеленое воинство, кивают зеленовато-желтые плюмажи на вымахавших в три человеческих роста старых побегах.
Навстречу в облаке красной пыли движется высокая двухколесная арба с копной свежесрубленных стеблей. Машине приходится потесниться, прижаться к шелестящей стенке. На обочине, опустив на колени натруженные руки, отдыхают женщины. На руках резиновые перчатки, капельки пота на смуглых лицах.
Откуда-то вылезают на дорогу ребятишки, улыбчивые, худенькие, большеглазые. Впереди мальчонка, похожий на мексиканца, в широкополой плетеной шляпе, под темной челкой широко расставленные, оттененные черными полосками ресниц глаза.
Награждаем детей пригоршнями блестящих значков с тульскими самоварами, шайбами, мячами и прочими понятными на всем земном шаре изображениями. Цепкие детские пальцы мгновенно разбирают дары — круглые, квадратные, сверкающие цветной эмалью значки загораются на выцветших детских рубашонках.
Вездесущая фирма «Шелл» в изобилии снабжает дорогу рекламой — вознесенной над асфальтом расплюснутой раковиной.