К островам Индийского океана

Лишь под самыми небесами вспыхивает рубиново-красный глазок метеостанции.

«Все крепить!» Будхан и Дивакур. Украинский борщ и флейта

Плахова

— Все крепить!

Сильное покачивание корпуса. Выходим из бухты. Заурчали, ожили машины, отрывисты команды спикера. Оторвавшись от корабля, летят над гаванью протяжные гудки: «Курчатов» прощается с Порт-Луи. Покинув гавань Порт-Луи, идет к островам Агалега. Находимся на шестидесятом меридиане, на восьмидесятом же зарождается циклон, пока еще не развившийся в ураган.

Снова повторен приказ: «Все крепить!» Качается все, что может качаться, падает все, что может падать, а ведь мы еще совсем недалеко от земли. В кают-компании не слышно шуток, поуменыпилось число едоков: пища кажется изменившей вкус и запах. Всякий раз при болтанке будто впервые тяжелеет затылок, к горлу подкатывает противный ком, чужими становятся руки и ноги.

Держась за поручни, коими светлая инженерная мысль снабдила коридоры, душевые и туалеты, возвращаемся в каюту. Тусклым светом лампочки освещена пришпиленная к стенке карта — длинная, изломанная черта обозначила путь из Калининграда на Маврикий, ниже только полюс.

Над картой, на гвоздике, повешены карманные часы. Маятником раскачиваются из стороны в сторону, пересекая острова и материки, — корабль укладывается с боку на бок, успевая попутно клевать носом.

С клеенчатого дивана уже сполз матрас, сбилась подушка, Алексеев готовится перебраться на верхнюю полку с высоким бортиком: шторм есть шторм. Срочно перестилаю свою койку-ящик. С полочки-сетки падает давно ожидавшая своего часа тетрадка с цитатами из разных источников. Моряки утверждают, что качку испытывают все суда, но не все ведут себя одинаково. Говорят, судно подобно человеку и многое зависит от его характера. «У одних судов болтанка резкая и злобная. Такие вредные и вспыльчивые суда пользуются репутацией скандалистов. Другие — раскачиваются с размеренностью метронома. Миролюбивые и устойчивые, они безропотно переносят выпавшие на их долю испытания. Они раскачиваются только по необходимости, в силу законов физики и своей конструкции.

Но существуют суда, поведение которых трудно предугадать: как неумелые танцоры, они внезапно выбывают из ритма качки. Есть и коварные суда — долгими часами могут они медленно и ритмично покачиваться, усыпляя бдительность… и вдруг без всякого предупреждения резким толчком сшибают человека с ног и швыряют его на переборки или ударяют по носу дверью.

Есть суда, обожающие качку, словно созданные для нее. Иногда они выказывают чисто женскую грациозность, словно озорная девчонка, обнажая корпус ниже ватерлинии, позволяя созерцать свой мокрый киль…»

О, какими специалистами становимся мы в вопросах качки! «Качка может иметь вредные и даже опасные последствия для всего судна в целом, его устройств, механизмов и грузов. Опасность представляют опрокидывание судна при сильной бортовой качке, разрушение корпуса, потеря хода или управления вследствие выхода из строя механизмов, а также разрушение перекатывающейся волной люковых закрытий и попадание вследствие этого больших масс забортной воды внутрь судна. Качка оказывает также болезненное физиологическое влияние на людей…»

Так будем считать, что «Курчатов», лишенный «коварства и злобности», раскачивается лишь по необходимости, с «размеренностью метронома». Это утешает. Прежде чем впасть в небытие, нахожу еще одну соответствующую обстановке запись.

— Как ты там, на верхней койке, еще живой? Тогда послушай «Советы морского волка». Некто, бывший моряк Рональд Сельдестрем, поместил в шведских газетах рекламу единственного абсолютно безотказного средства против морской болезни, высылаемого всего за три кроны. Тысячи читателей прислали эту сумму и получили лаконичное: «Оставайтесь на суше!»

Но сверху нет ответа, и каюта погружается в безрадостную тишину.

Проходит несколько минут.

— Кстати, я с синоптиками беседовал: сейчас мы проходим зону конвергенции, как пройдем — волнение утихнет, — слышу слабый голос.

Знаю — врет напропалую. Циклон «Монти» пока вращается где-то восточнее нашего маршрута, гонит высокую зыбь и неизвестно куда ринется.

«Резко ухудшились погодные условия, юго-восточный пассатный ветер достигает в среднем шестнадцать метров в секунду, соответственно усиливается волнение и дрейф судна» — такова запись в журнале.

Алексеев

Упираюсь головой и ногами в переборки, но, валясь с борта на борт, судно вот-вот поставит на голову или на ноги. Промаявшись до рассвета, покидаю койку и пристраиваюсь возле иллюминатора — все равно не уснуть.

Временами фонтаны воды и пены заливают стекла галереи второго этажа, где мы находимся, и тогда становится совсем темно. В промежутках виден океан, сизо-серый, в холмах и впадинах, высокие водяные горы подминают те, что поменьше, и сами оказываются поглощенными натиском более мощных. Пена, выброшенная ураганной силой воды, белыми рваными полосами перетекает по их склонам. Ветер стрижет белые гребни, свистит и воет в тросах.