И он извлекает из кармана джинсовой куртки цветную фотографию миловидной девушки со светлыми кудряшками возле щек. Есть и другая карточка в том же кармане — смешная девчушка от роду пяти лет, дочка Вали из Новгорода и Будхана из города Порт-Луи, Аннушка Рамчарран.
Аннушка стоит возле большого аквариума, где плавают маврикийские «рыбки-цветы». У ребенка русское курносое личико, каштановая челка, оттопыренные ушки, глаза же… Глаза нерусские, с темными, глубокими зрачками на ярко-голубых белках — глаза маврикийки. Склонив голову, ребенок смотрит на рыбок, не задумываясь над своим происхождением.
В свои неполные пять лет девочка ходит в школу — таков закон на Маврикии. Сама того не ведая, Аннушка — полиглот: в школе изучает французский и английский, с отцом и матерью говорит по-русски, с дедушкой и бабушкой — на местном индийском наречии. Еще говорят в семье на креольском языке.
— А на Маврикии есть работа для русской?
— Нет, к сожалению. По образованию Валя — медсестра, но для иностранцев здесь нет работы. Работаю я. Инженер-технолог, специалист по обработке рыбной продукции — шесть лет учился в Институте рыбного хозяйства в Астрахани.
— А вы не мерзли в России? Астраханский снег не удивил?
— Нет, нет, что вы… Совсем не мерз. Без шапки ходил, вот хоть его спросите!
«Он», Дивакур Гангаперсад, — полная противоположность живому, подвижному Будхану. Они одногодки. Дивакур застенчив, худощав, гладко выбрит, из-под очков с узкими металлическими дужками поблескивают миндалевидные темные глаза, типично индийские черты лица. У Будхана же знойная «цыганская» бородка, густые черные брови сходятся к переносице.
В семье Дивакур — младший, работают отец и обе его сестры. Тоже учился в СССР, получил специальность ихтиолога.
— Лично меня интересует вопрос разведения морских рыб, их биология с точки зрения промысла, — говорит он. — Плохо у нас обстоит дело с рыбой, надо развивать науку по ее разведению, как это делают у себя японцы. Ведь в наших закрытых лагунах легко осуществлять контроль. У нас прекрасные лагуны — закрытые, но с активным обменом воды во время приливов и отливов. Разводить надо рыб семейства летренид, морских окуней или кефалей.
Значит, Астахов Дима в корень смотрел, решая проблему разведения кефали.
— А у вас, Дивакур, есть семья?
Он отрицательно качает головой, протирая очки чистым носовым платком.
— Что ж не женились?
— Не успел, — улыбается Дивакур. — Никому не понравился. Вы знаете, я очень хочу ёще раз попасть в СССР. Верите ли, когда сплю, сны вижу, как снег идет… Или когда фильмы советские смотрим, где метель, сразу вспоминаю вашу страну и как белые хлопья падают… Меня у вас товарищи так и прозвали: «северный человек с юга». Я всю зиму в демисезонном пальто проходил — нехолодно было!
А ведь в Астрахани и минус тридцать бывает.
Дивакур хуже товарища владеет русским, иногда смущенно кивает на Будхана: «Вот он пусть скажет». Спрашиваю, каковы отношения его матери с Валей, ведь совместная жизнь осложнена различными обычаями, привычками.
— Почему сложно? — отвечает он вопросом на вопрос и, наклонив голову, смотрит в глаза, стараясь подавить улыбку. — Почему сложно, совсем несложно. У нас, например, в семье принято молиться, место специальное в доме есть. Когда моя мать молится, разве Валя ей мешает? И матери приятно, что Валя ее веру уважает.
Действительно, почему сложно? Все просто, если связывает людей близость, неподвластная расовым категориям и расстояниям.
Однако не всегда столь счастливо складывается жизнь, много человеческих трагедий сопутствует смешанным бракам. Многие молодые иностранцы, получив образование в Советском Союзе и создав в этот период семьи, очень часто изъявляют желание задержаться с выездом на родину. Но ведь образование дается им на льготных условиях, чтобы они как специалисты могли оказать помощь своему государству… Вопрос этот очень и очень сложен.
Но вернемся к семье Будхана.
— А как друзья отнеслись к вашей женитьбе?
— А как отнеслись? Хорошо отнеслись, нормально. Маврикийцы привыкли уважать все нации, так легче жить, правда? Ведь общий язык искать легче, чем то, что разъединяет? — Широко раскрытые черные глаза смотрят требовательно и прямо.
— Скажите, Будхан, а как в отношении религиозных запретов. Индийцы не употребляют говядины, свинины…
— Запреты — дело относительное! — весело отвечает наш собеседник. — Ведь мы жили не только в Астрахани. Однажды пригласили нас друзья в Баку. Так получилось, что ресторан на вокзале был закрыт, пришлось голодными садиться в поезд. Попутчики в купе пожалели нас, стали угощать колбасой. Ну, мы сделали вид, что колбаса баранья, и съели.
Дивакур, услышав из уст друга эту историю, кивает аккуратно причесанной головой, встряхивает блестящими черными прямыми прядями, смеется. Молодой отец все еще держит в руках фотографию Аннушки.