Это Плахова.
— Послушайте, вы около двух часов бегали по жаре, дайте мне руку, не мешает проверить пульс.
Это Луговской.
И я залезаю под тент, в яму, храня в душе светло-зеленый блеск лагуны.
Уже были прилив и отлив, и снова приближается время прилива: вновь закипает вдалеке полоска бурунов. Над рифами тонкий слой воды отражает синеву неба — по синеве бродят человеческие фигурки, будто присутствуешь при рождении мифа «Хождение по водам». Кажется, люди идут по морю, не касаясь тверди.
Отступая, океан обнажил пористые глыбы. Влажные, словно покрытые блестящим лаком, обросшие скорлупками моллюсков.
Наступает время отправиться в обратный путь, но теперь бот из-за малой воды уже не может подойти к берегу, приходится по царапающим рифам идти ему навстречу. Под ногами, в скважинах и ямках, теплится жизнь — поблескивают тугие медузки, ползают рачки, кто-то за кем-то охотится, сам становясь добычей. Сквозь голубовато-зеленую воду изредка просвечивают золотистые островки песчаного дна, но по мере удаления от берега все плотнее, гуще коралловые заросли, переходящие в сплошной риф.
Медленно бредем, охваченные исследовательской страстью. Под ногами тончайшие узоры — ветвистые «оленьи рога», плоские коралловые «тарелочки», похожие на перевернутые сыроежки, с уложенными рядком тонкими известковыми пластинками. Округлые, острые, как сучки, уплощенные и изукрашенные богатым рельефом, сросшиеся колониями и отделенные друг от друга, мерцают под водой кораллы. Цветными огоньками мелькают в углублениях коралловые рыбки, но, стоит извлечь их из воды, они мгновенно теряют яркую окраску: высыхают создающие ее специальные клетки в чешуйках. Под ногами водоросли, напоминающие маленькие стекловидные гроздья винограда, студенистые двустворчатые моллюски, на мелководье подстерегают свою добычу бежевые морские звезды.
Ежеминутно ждешь появления нового, таинственного, чего никогда не видел. Словом, не зевай, смотри, куда ставишь ногу!
Члены экспедиции постепенно стягиваются к границе рифов, месту сбора, куда должен подойти бот.
Тихо поплескивает теплая вода, все дальше остров.
Под зеленоватой толщей виднеется красавец коралл, сокровище, изваянное природой. Правильным овалом раскинулось каменное кружево.
— О-о! Такой коралл мечта для натюрморта! Попробуем его снять!
Сумку и зонтик кладу на слегка выступающую над водой неровную площадку. Отбить приросший коралл не так просто: крепкая ножка не желает покидать ложа.
Но что происходит? Покачиваясь, проплывает мимо зонтик. Под сумку подобралась вода. Коралл, до которого было рукой подать, еле виден, словно уходит от нас, скрывается в глубине. Под ногами тоже непорядок: маленькие водовороты шипят, кружатся, подбираются к коленям. Дно быстро уходит вниз — идет прилив!
Тем временем от корабля отрывается белое пятнышко шлюпки. Она не торопится: сидящим в ней незаметен подъем воды. На Визард возвращаться поздно, отсюда он кажется едва заметной, прочерченной в синеве светлой полоской. Определить расстояние на глаз трудно. В лоции берег от черты рифов обозначен в три кабельтовых.
— Чему равны три кабельтовых? — спрашиваю доктора.
— Каждая ста восьмидесяти пяти метрам, — отвечает Луговской, — а три… итого с полкилометра. Да и ближний ли здесь подход, может быть, мы находимся на дальнем? Ясно одно: до берега не дойти, вода уже покрыла, спрятала ловушки.
Все на свете относительно. Сейчас неустойчивый, скачущий по гребням бот кажется желанным избавлением. Обгоревшие, красные, собрались члены экспедиции. Стоим по грудь в воде у границы плюющего пеной прибоя. Будь он неладен, этот прибой, хотя, возможно, он не заслужил подобного нелестного отзыва.
Умница-бот, рассекая белой грудью буруны, спешит к рифам. Вновь живым грузом повисают на нем, пытаясь придать устойчивость, матросы, нам же океан на этот раз норовит нанести удар не в спину, а в лицо, старается сбить с ног.
И подумать только, когда-то, в иные времена, и посадка в метро в час пик казалась проблемой!
Кидаемся в прибой, исполненные восхитительного чувства близости цели. Подкинутый валом, показывая обшарпанное днище, взвивается перед лицом бот. Глаза заливает соленой водой. В подобные моменты не отдаешь себе отчета в происходящем. До сих пор затрудняюсь сказать, как очутились в боте!
Погружены рюкзаки и ящики, баллоны и геологические образцы и многое, неведомое нам, но нужное науке.
Наконец отдышавшись, можно подсчитать синяки и ссадины и даже бросить последний взгляд на Визард с его осыхающими рифами. Укарауливаю миг, когда на водных качелях плавно возносимся к небу, и с высоты вижу: исчезла сверкающая полоска пляжа, к подножию турнефорций и казуарин подступил океан и лишь две спички, наши шесты, мирно покачиваясь, плывут по волнам…
— Так вот, прошу учесть, это было в последний раз, так и запомни, — сообщает моя жена, добравшись до каюты. — Разве на «Менделееве» такие высадки были? Прелесть, что были за высадки…