— А что, мы с ним находим общий язык! Семья у вас, я полагаю, хорошая, деловая, у меня родня тоже крепкая, отец — пенсионер, брат — начальник цеха, сестра — ткачиха. Рабочая династия — основа основ, фундамент. Я с Юлькой припеваючи буду жить!
Валька уже выпил две стопки и наливал третью. Широкий нос его стал ярко-розовым, вспотел, разбух.
— Вернее, припиваючи вы будете жить, — с усмешкой заметил Сергей. — При-пи-ваючи.
Вальке это понравилось. Он захохотал. Тихонько засмеялась и Авдотья Емельяновна.
— Молодец! — Валька хлопнул Сергея по плечу. — По-нашему жизнь понимаешь, по-нашему! Я полагаю, мы найдем общий язык. Выпей водочки. Со знакомством!
— Нет, — сказал Сергей, — я выйду.
— Головокружение? Ну, освежись, освежись. Авдотья Емельяновна! За родственные связи! За нашу будущую жизнь!
Сергей вышел на крыльцо. Вслед за ним выскользнула и Юлька.
— Ну, как женишок? — тихо спросила она.
— Что, Андрей Васильич заставляет?..
— Он неволит, — вздохнула Юлька.
— Понимаю…
— Иде-ет! — выдавила Юлька.
К калитке подходил согнувшийся под тяжестью рюкзака, улыбающийся дядя Андрей.
— Отцы родные, Серега, а я думал, ты пообещал только!..
5
Было десять часов вечера, а на улице еще не стемнело. Сергей лежал на сеновале затылком на ладонях и видел в распахнутую дверцу розовый, с отблеском зари, купол монастырской церкви. От запаха свежего сена у Сергея кружилась голова. Он дышал и не мог надышаться. Но такое уже было в жизни Сергея, он опять возвращался в прошлое. Восемнадцатилетним парнем он вот так же лежал на этом сеновале, и тоже так пахло сено, и купол церкви был таким же розовым.
«Боже мой, ведь ничего не проходит, ничего не исчезает на земле! — подумал Сергей. — Не исчезает плохое, вернее, исчезает, да медленно, но не исчезает и прекрасное! Оно вечно, и поэтому так хороша человеческая жизнь, и даже не очень обидно, что она так коротка!»
Восемнадцатилетним парнем Сергей не думал об этом. Тогда на уме было совсем другое, мальчишеское, глупое. Теперь прошлое возвращалось обогащенным, и все-все, даже сухая травинка возле носа, было вдвойне дороже. А еще лет через пятнадцать ценность этих медлительных, неповторимых минут опять возрастет, и, может быть, Сергей увидит и поймет тогда самое главное и заветное…
«Самое главное и заветное, — подумал Сергей. — Как его постичь, как опознать?»
В последнем письме с фронта отец писал ему: «Ходи прямо, Сергей! Главное в жизни — ходить прямо, во весь рост! Человек не так давно встал на ноги, его сгибает к земле. Иные люди до сих пор бегают на четвереньках, только не всем это бросается в глаза. Всегда ходить прямо не так легко, Сергей, вот почему надо всегда, каждый день, стремиться ходить прямо!»
В этом, может, самое главное и заветное?
И в этом, конечно. Но и в Юлькином смехе, и в розовом отблеске зари на церковном куполе, и в травинке возле лица — тоже, тоже и тоже.
«В принципе я поступил правильно и честно, не согнулся, — подумал Сергей. — По-другому не мог. И надо считать себя до конца правым, хотя справедливость и не восторжествовала».
Да, проект, который отказался подписать Сергей, вероятно, все-таки утвердят, головной образец машины будет изготовлен. Главный инженер, автор проекта, своего добился. Но настоял на своем и Сергей Сонков. Он сказал: «Категорически возражаю ставить свою подпись под конструкцией машины, которая морально устарела еще в чертежах, отказываюсь даже под угрозой увольнения с работы». Директор института после изнурительных переговоров раздраженно предложил: «Подавайте заявление». Сергей через десять минут принес ему заявление, и директор сразу же подписал. Сергей уволился, не сказав об этом даже матери. В тот же день ему позвонил знакомый, директор крупного периферийного завода: «Хоть сейчас напишу приказ о зачислении в штат! Через месяц будет квартира». Но Сергей решил сначала попытать удачи в Москве. Приятель, заместитель директора одного из столичных научно-исследовательских институтов, год назад предлагал работу, обещал устроить перевод. Сергей сказал матери, что получил отпуск…
Конечно, Сергей мог сманеврировать. Главный инженер согласился бы на незначительную доработку.
«Что правда, то правда, — подвел итог Сергей, — на четвереньках бегать лучше».