К отцу

Юлька уснула раньше Сергея. Он осторожно подлез к двери и слез вниз, во двор. Шел, пожалуй, первый час ночи. В доме было уже темно и тихо. И вокруг не слышно было ни шороха, не видно ни огонька, блестели одни звезды. Невдалеке с трудом угадывались смутно проступающие мрачные и громадные ночью строения бывшей Александровой слободы. Сергей несколько минут пристально вглядывался в них, и у него мелькнуло, что когда-нибудь, может, лет четыреста назад, глядел с тоской и страхом на очертания царской крепости какой-нибудь темный холоп, дальний предок инженера Сергея Сонкова. О чем, он думал, на что надеялся? Какие видел сны?.. Перебивая мысль Сергея, сонно, зарычала собака. Сергей ласково окликнул ее, и она утихла. Сергей сел на крылечко. Теперь бы закурить! Он пожалел, что не курит.

«Да, вот так, Сергей Сонков, жизнь прожить — действительно не поле перейти».

Юлька собиралась ехать к нему… А если бы она приехала неделю назад? Например в тот день, когда он подал заявление… Так, может, напрасно она не поторопилась? Нет, чушь это. Сергей отогнал неудобную мысль. Отогнать бы еще мысли о всех красноградских делах. Забыть, вычеркнуть из жизни разговор с директором. Сергей тяжело усмехнулся. Легко сказать — забыть, вычеркнуть… Нет, от этого не отмахнешься!

«И Юлька, Юлька», — подумал он. Еще за столом, до появления Вальки, он смутно почувствовал что-то новое, на миг защемило сердце от предчувствия какого-то поворота в жизни. Теперь это ощущение стало определеннее, яснее.

«Нет худа без добра, — улыбнулся Сергей, вспомнив любимые слова бабушки. — Не так уж все печально, и нечего расстраиваться. И вообще утро вечера мудренее».

Сергей поднялся с крылечка. Собака снова зарычала.

— Ну, что, что, пес? Не бойся, это я, я, свой…

Но собака вскочила, гремя цепью, и зарычала громче. Она рычала зло, непримиримо, явно не соглашаясь с Сергеем.

Из сада, от речного обрыва, тянуло холодом. Сергей зябко поежился. Делать было нечего, и он опять полез на сеновал. Юлька тихонько посапывала на старой шинели. Сергей прилег с краешку и, чувствуя совсем рядом тепло молодого Юлькиного тела, медленно уснул.

6

Стрельцы в шлемах стояли на горе и из-под руки глядели вниз, где змеилась, уходя к лесу, санная дорога. Позади стрельцов, как пешее войско, сплошной стеной застыла толпа: бородатые мужики в полушубках и армяках, бабы в шалях и ребятишки в шапках, похожих на шутовские колпаки. Время от времени толпа подавалась вперед, и тогда стрельцы, скрестив бердыши, кричали: «Куда прешь? Осади назад!» От полушубков, армяков и шалей, от кафтанов, от снега пахло сеном. Сергей зачерпнул снега в пригоршню и поднес к лицу. Но снег вдруг превратился в сено. Оно было совсем свежее, незалежавшееся. Солнце в небе пекло по-летнему. Стрельцы на горе зашевелились, один из них побежал мимо толпы к монастырской стене. «Везу-ут! Везу-ут!» — закричали остальные стрельцы. Из лесу появилась повозка. Лошаденка бодро помахивала мордой. Скрипел снег. Стрелец добежал до лобного места, на котором восседал горбоносый рыжебородый человек в красных сафьяновых сапогах, и упал лицом в снег. «Везу-ут!» — прохрипел он. Горбоносый человек — это был, кажется, царь — встал во весь рост, оруженосец подал ему шлем. Царь надел шлем и вскинул руку. Толпа повалилась на снег, только один Сергей не пошевелился. Царь посмотрел на него (у него были глаза Вальки-жениха) и процедил сквозь зубы: «Интеллигенция!» Стрелец стал пятиться задом, потом вскочил и помчался к своим товарищам, вопя: «Встречай! Встречай царскую невесту!» Запел церковный хор, ударили в монастырские колокола. Лошаденка, хрипя и роняя пену, втянула возок на гору, стрельцы окружили его и с криком побежали рядом. Кучер в красном кафтане, похожий на дядю Андрея, лихо нахлестывал лошаденку кнутом. «Прими, царь-батюшка, невесту свою, Марфу Собакину!» — браво закричал он. Царь дал указание: «Выводи!» Две боярыни вытащили из возка упирающуюся, плачущую девушку, подхватили под руки и со словами: «Вот она, царь-батюшка, вот она, негодница!» — поволокли к лобному месту. Сергей узнал в царской невесте Юльку Князеву. Царь похлопал ее по плечу и, захохотав, сказал: «Припеваючи жить-то будем, Марфа Собакина!» — «Не Марфа это — Юлька! — закричал Сергей, бросаясь к царю. — Не смей ее в жены брать, насильник проклятый, моя она, Юлька, моя!» — «Холоп! — рявкнул царь. — Пиши заявление! Вяжите его, слуги верные! Стрельцы, ко мне! Вяжите агента, государственного преступника! В бердыши его, в бердыши! На цепь, в подвал, на пытку!» Но Сергей расшвырял стрельцов, вырвал у одного из них бердыш, размахнулся — и царя словно ветром сдуло. В руках у Сергея оказалась коса. До самого леса раскинулся украшенный цветами луг. Сергей косил, и после каждого взмаха ложилось слева сено, сено, сено…

— Юлька! — вскрикнул Сергей и проснулся.

Юльки рядом не было. В щели над головой Сергея ярко пробивалось раннее солнце, и весь сеновал был расчерчен золотистыми полосами. Ослепительно сиял в дверце купол монастырской церкви.