К повороту стоять!

С верхотуры башни Серёжа видел, как тают за горизонтом дымы британской эскадры. Сердце его переполнял восторг, несмотря на тела погибших в кают-компании, на полузатопленного «Колдуна» и повреждения самого «Стрельца». Победа, победа – не уступающая тем, что одержаны в просторах Индийского океана, в узостях Босфора его однокашниками Карлушей Греве и Венечкой Остелецким! Два новейших британских монитора разменяны на один, допотопной конструкции, который к тому же можно поднять и отремонтировать. Да ведь это первый – самый первый! – бой русских броненосных кораблей с броненосным же противником. Да какой бой: больше десятка кораблей с обеих сторон, береговые батареи, открытое море! Ну, положим, назвать Северный пролив открытым морем значит сильно погрешить против истины, но всё же не пресноводная канава вроде какой-нибудь там Миссисипи, где сражались между собой речные броненосцы конфедератов и северян-аболиционистов. Этот бой шел по всем правилам военно-морского искусства, с применением самых современных средств: стальных казнозарядных орудий, револьверных пушек-картечниц, таранов. Потери тоже впечатляли – в сумме три боевые единицы выведены из строя, да и другим, надо полагать, крепко досталось…

Мичман спохватился – пусть в мыслях, но он обидел «Стрельца», обозвал его допотопным старьем. А ведь тот честно прикрывал их броней от британских калибров, отвечал из своих девятидюймовок! Серёже сделалось стыдно перед старичком-монитором, будто он зазря, походя, ради красного словца, обидел седого ветерана, не кланявшегося пулям, когда он пешком под стол ходил… Мичман похлопал рукой по броне, и ладонь наткнулась на глубокую вмятину. На миг показалось – или это разыгралось слишком пылкое воображение? – что монитор едва слышно проворчал: «Ладно уж, что с вас, молодых, взять, прощаю на первый раз…»

– Да, крепко досталось нашим старичкам!

Серёжа обернулся, смущенный тем, что кто-то стал свидетелем его душевного порыва. Перед ним стоял мужчина немного за тридцать; шинель не по росту, видимо, принадлежащая кому-то из офицеров «Стрельца», накинута на плечи, поверх матросской нательной рубахи нового образца, в синюю полоску, что совсем недавно были введены на флоте. Офицерские брюки явно были длинны новому владельцу, и тот аккуратно их подвернул.

Гость перехватил взгляд мичмана:

– Спасибо вашим сослуживцам, мичман, приодели, как могли. Вид у меня непрезентабельный, но спасенному из пучины морской простительно-с…

Серёжа вспомнил свой заляпанный кровью и разодранный на спине сюртук.

– Позвольте представиться, капитан-лейтенант Веселаго-первый. Искренне признателен вам за спасение команды и меня, грешного!

Серёжа замялся. Он, конечно, знал Веселаго – по службе, как и других командиров судов. Но было ещё что-то – забытое, из далекого детства…

– Особо позвольте поблагодарить за заботу о нижних чинах, – продолжал меж тем капитан-лейтенант. – Ваш баталёр, храни его Никола-угодник, не поскупился: выделил три полные ендовы хлебного вина. Сейчас сидят по низам да кочегаркам, отогреваются, страдальцы. Ещё полчаса, мичман, и люди не выдержали бы, а тут ещё волна разошлась, ну ее к шуту! Вестового моего, Аггея, едва за борт не смыло, едва успел за рукав моей шинели схватиться, да так и оторвал по шву!

И тут Серёжа вспомнил.

– Простите, мы ведь с вами, кажется, встречались?

Веселаго осекся и посмотрел на собеседника с недоумением.

– Ну разумеется, мичман, и не раз. Да вот хоть осенью, в Гельсингфорсе…

– Нет, раньше! – помотал головой Серёжа. Улыбка у него расползлась чуть не до ушей, совершенно по-детски. – Вы, наверное, не помните: я с маменькой был в Кронштадте, на экскурсии, вы тогда на нашем «Стрельце» служили. Всё нам показывали и объясняли! Мне девять лет всего было… – поспешно добавил он. – Вы ещё матушку попросили меня не ругать, когда я сказал глупую шутку.

– Как же, припоминаю! – улыбнулся в ответ капитан-лейтенант. Серёжа отметил, что улыбка вышла несколько вымученный, уголок рта отчетливо дергался. – Насчет коробки с леденцами? Я пересказал ее в кают-компании, так потом на столе долго стояла большая жестянка наилучшего монпансье «Жорж Борман»: старший офицер самолично гонял буфетчика за ним на Невский, к Филиппову[40]. Так вы, стало быть, закончили Корпус и теперь на «Стрельце»? Вот как жизнь-то порой оборачивается!

Веселаго ни с того ни с сего принялся потирать ладони, нервно передергивая плечами и озираясь.

– А не в родстве ли вы с Феодосием Федоровичем? – нашелся Серёжа. – Приходилось в Корпусе изучать его труды по истории флота…

Он имел в виду генерала флота Веселаго, военно-морского историка и крупного чиновника Адмиралтейства.