К причалу

Сергей Кириллович закурил и, вскинув голову, с присущим ему изяществом выпустил кверху тонкую струю дыма. И мне вдруг вспомнился «чапаевский» поручик у карты. Может быть, потому, что недавно, возвращаясь из кинотеатра после «Чапаева», Вадим рассказал мне, что Сергей Кириллович был в том офицерском полку у полковника Каппеля? Может быть. Но, всматриваясь в усталое лицо Сергея Кирилловича, я думала о том, какая огромная внутренняя сила ему была нужна, чтобы так круто перестроить свое нутро. И пока я так думала, в передней раздался звонок: один долгий и два коротких!

— Ваня! — Я кинулась в переднюю.

— Ух ты, товарищ Осетров! Командировка?!

Ваня сиял. Сбил кепку на затылок, смотрит на Вадима.

— Ты что? — спросил его Вадим.

— Сматываемся.

— Это куда же?

— Туда, разумеется. Оттого, что Блюм закрыл границу, я сидеть тут не буду. Добрался до самого Вайяна...

Вадим посмотрел на Ваню с восхищением и завистью.

— Да-а? — Он покачал головой. — На днях и я ходил к нему...

Ваня хмыкнул и, слегка грассируя, сказал голосом Вайяна-Кутюрье:

— Мой молодой дгук Костгофф, боготься можно в любом уголке земного шага...

— Тем более что фронт в наше время растянулся довольно далеко, — сказал Сергей Кириллович.

— Однако вы предпочли фронт в Испании, — возразил ему Вадим.

— Военспец! — Сергей Кириллович усмехнулся непривычному слову.

— Юльку мы возьмем, — сказал Вадим. — Марина, ты поговори с консьержкой, может быть, согласится — на день у нее оставлять будем.

— Ни к чему, ребята. Я ее уже к бабушке отвез. С вами будет разговор о другом.

Вадим ушел вместе с Сергеем Кирилловичем — купить табаку.

— Маринка, кое о чем поговорить с тобой надо, — сказал Ваня.

Только теперь я заметила в руке у него пакет.

Когда Ваня развернул его, я увидела застекленную рамку черного дерева. Из рамки на меня смотрел Ленин.

— Марина, слушай внимательно. — Ваня отогнул зажимы на тыльной стороне рамки и вытащил свою фотографию.

— Видишь эту фотографию? Ее и портрет Ленина передашь Юльке, когда она вырастет. Мало ли что со мной случится...

— Ты с ума сошел!

— Да слушай ты, малявка!

— Я и слушать не буду.

— Ну постой же! На обратной стороне портрета я кое-что написал. Прочитает, когда вырастет. Раньше не давай. И тебе — не открывать и не читать! Слышишь? — Ваня посматривал на дверь. Он торопился. — Если со мной что случится, Юльку отправите в Ленинград, к сестре Татьяне. Вадим знает. Пусть Вадим при любых обстоятельствах переправит ее в Россию. Поняла?

— Поняла‑а, — сказала я растерянно.

Из передней послышались звуки отпираемой двери. Ваня торопливо завернул рамку в газету, отдал мне, и я положила ее в ящик письменного стола, в самый дальний угол.

— Сергея Кирилловича оставляют на границе, — сказал Вадим, входя в комнату. — Через несколько дней отправится в Пиренеи!

— Партию грузовиков перебросить? — подмигнул ему Ваня.

Я сразу поняла: оружие в Испанию! Через границу!

— Вадим, это же так опасно, — сказала я, — ведь если что, так сразу же вышлют из Франции, и Сергей Кириллович останется между небом и землей...

— Ничего, — спокойно отозвался Ваня.

— Ну что ты, Ваня! Апатрид же!

— Апатрид, — это не коммунист. Обойдется.

— Ваня, что́ ты говоришь, никакого же путного документа у человека нет!

— Ничего, — сказал Вадим, — зато кончились душевные муки.

Ваня вскинул на него глаза:

— Дошло наконец?

— Дошло.

Они посмотрели друг на друга. Оба улыбнулись.

Глава тридцать четвертая

Перед тем как отправиться на вокзал, Ваня заехал к нам. Увидел — Вадим укладывает в пакет сандвичи, взглянул на меня:

— А это еще зачем?

— Пусть. До границы далеко, проголодаешься, — сказала я.

— И что ты, Маринка, выдумываешь...

— Ну, отдашь кому-нибудь, если сам не захочешь.

— Эх, рюмку водки бы еще туда! — сказал Вадим, крепко затягивая веревочку.

— Это тебе, Ванечка, — сказала я и протянула ему новенький, сверкающий золотым пером «Паркер».

— «Па-аркер»! С ума сошли... Ну куда мне ее, такую дорогую... — Покраснел даже.

— Будет тебе, Ваня, кокетничать, — сказал Вадим, кладя на стол перевязанный сверток. — Думаешь, я бы отказался? На́ вот еще записную книжку. Понадобится.

Потом я достала самую обкуренную, самую любимую Вадимову трубку:

— На́, изогнутая, как ты любишь...

— Ну-ка покажи свой документ, — деловито обратился к нему Вадим, когда мы сели за стол.

— «Специальный корреспондент», — усмехнулся Ваня и достал из внутреннего кармана бумажник.

— Молодец Жано, — сказал Вадим, всматриваясь в Ванино «корреспондентское» удостоверение.

В последнюю минуту примчался Сергей Кириллович, и мы все отправились провожать Ваню.

На перроне подземного вокзала Орсэ было мокро и слякотно. Длинный состав скорого отправлялся на юг, и у вагонов первого и второго классов толпилась элегантная публика, с цветами, с роскошными чемоданами. Они брезгливо посматривали на шумные толпы около вагонов третьего класса. Тут не было ни цветов, ни элегантных чемоданов. Тут разговаривали громко, пели песни, поднимали в приветствии сжатые кулаки: «Рот фронт!» Во французскую речь то и дело врывались слова других языков.