К реке. Путешествие под поверхностью

Этот отрывок перекликается с выводом, сделанным в романе «Между актов», который писался параллельно и также под аккомпанемент падающих бомб: чтобы понять смысл настоящего, его жестокость — и разрушительность, — надо оглянуться назад на то, что исчезло из поля зрения.

После того как солнце село, а я вымылась с мылом под едва теплым душем, тело мое стало возрождаться. Я съела карри в пустом ресторане, запивая еду пивом. Вместе со счетом мне принесли плошку с семенами фенхеля в разноцветных сахарных оболочках, розовых, белых и желтых, и весь остаток вечера на кончике языка чувствовался привкус аниса — точно слово, которое я знаю, но не могу выговорить. Пока еще не стемнело, я спустилась к землям, тянущимся между городом и магистралью А27 и ограниченным с востока рекой, а с юго-запада — железнодорожными путями. Когда-то здесь была грузовая станция, которую после долгого запустения преобразовали в заповедник. Несмотря на отдельные попытки благоустройства, местность не утратила своей запущенности, спутанные живые изгороди состояли из дышащих на ладан чахлых кустиков бузины и ежевики с первыми зелеными ягодами. Я села у реки, наблюдая за крутящимися над головой галками. Раз или два я замечала пустельгу с бледными крыльями, рыжий хвост расширялся, как клин, она кружила над Бруксом, выглядывая мышей. С четырехрядной магистрали доносился шум машин и вместе с ним периодические свистки поездов, следующих через реку из Льюиса в Гастингс и обратно.

Большая часть этих земель вместе с куда более обширными прилегающими территориями когда-то принадлежала Клюнийскому аббатству, где скрывался Генрих, перед тем как подписать отречение. Хотя аббатство продолжало богатеть и после битвы, осенью 1537 года оно было разграблено, когда по приказу Томаса Кромвеля стали ликвидировать монастыри. Сносом зданий руководил военный инженер-итальянец, на продажу пошло все, включая свинец с крыш и колокола, которые затем были использованы при постройке на месте бывшего жилища приора самого большого строения в Льюисе, Лордс-Плейс. Тремя годами позднее умер сам Кромвель, и здание перешло в частные руки, а позднее было разрушено.

Когда в 1845 году была пущена железная дорога из Брайтона в Гастингс, она прошла прямо по руинам аббатства, снесенного кое-как, несмотря на усилия инженера-итальянца. Во время разбора развалин железнодорожные рабочие вскрыли колодец с сотнями тел, говорят, от них исходил настолько отвратительный запах, что нескольким рабочим стало не на шутку плохо и пришлось уйти домой. Считается, что эти тела принадлежали солдатам-роялистам, погибшим на заключительных этапах битвы при Льюисе, когда сражение достигло стен аббатства. Что же железнодорожники сделали со своей находкой? Извлекли кости, погрузили их в вагоны и вывезли в болота, где, согласно газете «Суссекс экспресс» от 17 января 1846 года, «они пополнили груды щебня, из которого была сделана насыпь через ручьи на полпути между рекой и Саутерхэмом».

Насыпь сохранилась и по сей день. Я видела ее с того места, где сидела. Завтра пройду под ней к болотам. Однако сама история плохо укладывалась у меня в голове. Получается, поезда, направляющиеся в Гастингс и Ньюхейвен, Глайд, Ор и Сифорд, ежедневно проезжают по спрессованным костям людей, сражавшихся здесь в 1264 году? Неудивительно, что не все одобрили подобное использование человеческих останков. «Суссекс экспресс» опубликовала статью деятеля, заклеймившего такую практику, а местный доктор оставил гневную запись в своем дневнике:

С большой долей вероятности эти кости — останки погибших в битве при Льюисе в 1264 году на улицах и в непосредственной близости от города; монахи монастыря Святого Панкратия собрали их и погребли по христианскому обряду на территории аббатства. В полном согласии с духом нашей эпохи железных дорог, кучи скелетов патриотов и роялистов тринадцатого века, заполнившие тринадцать вагонов, были вывезены и использованы при возведении насыпи на ветке, пересекающей прилежащий ручей.

Кем же был этот добрый доктор, так беспокоившийся о чужих останках и их посмертной участи? Это был не кто иной, как Гидеон Мартелл, охотник за окаменелостями, который нашел первого игуанодона и дал ему название и чей позвоночник, поврежденный в результате несчастного случая, позднее был выставлен в музее Королевской коллегии хирургов Англии, пережил бомбардировки Лондона и был утрачен в 1970 году во время генеральной уборки.

Ossa hic sita sunt — писали римляне на надгробиях, или просто OHSS: здесь покоятся кости. При этой мысли я чуть не рассмеялась: железнодорожный путь пролегает по спрессованным бедренным и берцовым костям, точно так же как возвышенность Даунс за ним состоит из одноклеточных водорослей и протопланктона и каждые тысячу лет вырастает на сантиметр. «Я вижу его — прошлое, — продолжала Вирджиния Вулф, — как улицу, лежащую позади, длинное полотно сцен, чувств». Она заблуждалась. Прошлое не позади нас, а под нами, и земля, по которой мы ходим, есть всего-навсего колодец с костями, заросший густой травой.

V

разлив