К реке. Путешествие под поверхностью

Дорожка проходила через деревню Хамси, за ней я снова рванула вперед, к берегам, где вовсю било солнце. Во время дождей река здесь разливалась, сейчас же она обмелела и пахла солью, по поверхности плыли сгустки желтоватой пены и обрезки сгнившего чертополоха. Течение было быстрее, чем там, где я уже побывала. Надо быть чистым безумцем, подумалось мне, чтобы плавать среди всякой дряни. У острова Хамси поток приобрел цвет расплавленного шоколада, а когда я завернула за поворот и увидела Льюис, мимо меня пролетел баклан. На острове рыбачили двое бритоголовых пареньков в ветровках. Они орудовали сетью, и, когда я шла мимо, один из них злобно буркнул: «Я чуть тебя не поймал».

Я двигалась по верхнему краю поросшего травой берега, насыпанного специально, чтобы остановить разливы реки. По кромке луга внизу тянулись канавы, из них торчали полузатонувшие ивы с ветвями, золоченными на кончиках. Считается, что именно здесь утонули лондонцы после того, как спустились с холмов, почва у них под ногами становилась все мягче и мягче, проседала под каждым шагом, бедняги проваливались по колено, затем по пояс, пока их не поглощала трясина, помечая места их гибели сорняками, если вообще оставляла какие-либо знаки. Прежде большая часть земель здесь была полностью или почти полностью залита водой, и даже сейчас трудно проследить за мелкими ручьями, изрезавшими окрестности. Некоторые прорываются наружу в самых неожиданных местах, как-то мне попался рыболов, уверявший, что здесь даже в самых узких канавках ловятся щуки, хотя так и не установлено, заносят их туда разливы или это доказывает, что некоторые русла соединены подземными течениями. Еще он мне рассказал о бездонном озерке в лесу, он называл его Пеллс, хотя на карте оно именуется иначе. Прошлой зимой мы с Мэтью отправились на его поиски вместе с приятелями, жившими неподалеку, и весь день шагали по лесам, таким дремучим, сырым и труднопроходимым, что, хотя нас разделяло не более метра, казалось, что в любой момент кто-то из нас потеряется.

Под изнуряющим солнцем я прошла через владение Лэндпорт, на антеннах машин и жилых домах трепыхались английские флажки. Дети еще были в школе, и перегретые улицы были пусты, лишь два рыжих кота, словно неживые, лежали под машиной. Весь путь до окраины деревни Уолланд, где развернулась главная часть битвы, я еле-еле тащила ноги. В названиях местных улиц увековечены имена сражавшихся, и, похоже, роялистам повезло больше. Улица принца Эдуарда и улица короля Генриха были щедро обсажены вишнями и рябиной. Местные дома представляли собой виллы эдвардианской эпохи с остроконечными крышами, пряничные портики прогибались под тяжестью разноцветных роз. Королеву Элеонору почтили меньше, как это и подобало женщине, переправившей во Францию королевские драгоценности: тупик Элеоноры был застроен приземистыми жилищами с маленькими оконцами, выходившими на реку. Что до улицы Монфора, то она бежала вниз от гостиницы «Пэддок» до льюисской тюрьмы, места, где, возможно, велись самые тяжелые бои. Впервые эту теорию выдвинул историк Вильям Блаау, узнавший от дорожного строителя, что, когда в 1810 году Брайтонскую заставу срыли, в окрестностях тюрьмы были найдены три огромные ямы, наполненные костями, в каждой лежало почти пятьсот тел.

К тому времени, как я дошла до Хай-стрит, в глазах у меня перестало рябить и моим единственным желанием было простоять год под холодным душем и смыть с себя реку. Напротив замка расположилась гостиница «Белый олень», массивное просторное здание с красивыми каретными фонарями и аккуратным балконом с кованой загородкой, фасад почти не изменился с тех пор, как семья Вулф приобрела на местном аукционе в 1919 году Монкс-хаус. В холле было даже еще жарче, чем снаружи, и сильно пахло вареным мясом. Мой номер располагался под самой крышей, из высоких окон было видно, как ласточки высоко взмывают и сыплются вниз, точно просеянная мука. Прямо в коридоре был устроен дополнительный холл или вестибюль, совершенно пустой, если не считать запертого сундука, в который запросто уместилось бы человеческое тело. Ковер был цвета распаренного чернослива, также как занавески и стулья, обитые тканью, похожей на бархат, при поглаживании она наэлектризовывалась и от нее било искрой. Кто-то загасил о подлокотник сигарету. Поразительно, но она не прожгла дыру. Еще кто-то — возможно, тот же самый человек — отковырял от стены большой кусок штукатурки, обнажив каменную крошку и бетон, украшенный гирляндами паутины.