К реке. Путешествие под поверхностью

Короля и его войска разбудил вернувшийся в город с сеном отряд фуражиров, который заметил баронскую армию на холме. Существуют свидетельства, что роялисты выступили в большом беспорядке, после ночной попойки, во главе с Эдуардом, что король и его брат Ричард находились в хвосте, хотя то обстоятельство, что утром все трое подписали «Провизии», лишает эти свидетельства правдоподобия. Но, так или иначе, Эдуард не ехал с основной армией, над которой плескался знаменитый штандарт с красным драконом, нагонявший на людей лютый страх, возможно, оттого, что в силу неких ухищрений язык зверя постоянно двигался. Вместо того, войско Эдуарда выступило из замка вместе с силами Джона де Варенна, поднялось по нынешнему владению Уоллэнд и встретилось лицом к лицу с левым флангом баронской армии. И хотя последний возглавляли конные рыцари, в основном он состоял из необученных лондонских пехотинцев: «заготовщиков отрубей, мыловаров и шутов», как пренебрежительно отозвался о них некий хроникер-роялист.

Это был разгром. Войско Эдуарда врезалось прямо в гущу врага, захватило в плен нескольких аристократов и обратило в бегство лондонцев, плохо вооруженных и одетых во что попало. Но, видимо, принц, все еще пылая гневом из-за летевших в его мать яиц, и допустил крупную тактическую ошибку. Рассеяв лондонцев, он пустился за ними в погоню, и тут мы видим первые жертвы Уза: как следует из хроники Гисборо, шестьдесят рыцарей утонули, пытаясь перебраться через реку и уйти от преследователей. Согласно менее достоверным источникам, погоня продолжалась весь день до самого Кройдона, и, хотя сегодня это расстояние можно проехать за час на поезде, трудно себе представить, что человек способен убежать столь далеко, как бы напуган он ни был.

В отсутствие Эдуарда Генрих и Ричард выехали из аббатства и направились к месту, где сейчас стоит тюрьма. Здесь они натолкнулись на правый фланг и центр армии Монфора, которые стремительно спустились с вершины, и здесь же между рассветом и полуднем они потерпели поражение, хотя армия Монфора была малочисленней, а ее левый фланг уничтожен. Булавы, сабли и копья не дают точного представления о том, сколько солдат полегло в этом сражении. По приблизительной оценке, приведенной монахами Льюиса, — две тысячи, и судя по числу скелетов, найденных в общих могилах, эта цифра более или менее точна. Скорее всего, среди убитых было мало рыцарей, так как последние чаще всего сдавались в плен либо брались в заложники и позднее за выкуп передавались родным. Что до особ королевской крови, то под королем Генрихом пали две лошади, и он вместе со своими слугами укрылся в аббатстве, тогда как бедный Ричард Корнуоллский, недавно получивший право именоваться королем римлян, укрылся на водяной мельнице. «Выходи, скверный мельник!» — кричал люд, и на рассвете он сдался и был уведен врагом — печальный исход для короля римлян и Августа, как он любил подписываться.

К моменту возвращения Эдуарда битва закончилась, и город был переполнен беглыми солдатами. Согласно хронике, составленной в аббатстве Лейнеркост и основанной на свидетельствах очевидцев, солдаты бежали из Льюиса через Уз, пересекая мост в Клиффе, тогда открывавшем путь на восток:

«…толпа беглецов вперемешку с преследователями столь увеличилась, что многие попрыгали в реку, прочие же в панике устремлялись к прилежащим болотам, в те времена — пристанищу морской птицы. Многие утонули и задохнулись в ямах с грязью, и погибшие в местных топях рыцари были найдены после битвы, по-прежнему восседающими в полном облачении на конях, в безжизненных руках — обнаженные сабли. Спустя многие годы в окрестностях было обнаружено множество оружия».

Об одновременной гибели людей и лошадей, затянутых в трясину, причем первые не успели даже выпустить оружие, пишут и более поздние и менее достоверные источники, хотя многие записи сходятся в том, что тела и доспехи вылавливали из воды.

Пусть Монфор и выиграл сражение, но предстояло еще захватить короля, укрывшегося с сыном в аббатстве. Некоторое время граф пытался выкурить их наружу с помощью подобия греческого огня — комков пакли, промоченных битумом, маслом и серой, — которым он подпалил деревянные дома в городе. Льюис с его узенькими, постепенно сужающимися проулками, отходящими от главной улицы, и сегодня порождает клаустрофобию, а та ночь, должно быть, выдалась по-настоящему жуткой: повсюду валялись трупы и умирающие люди и лошади, церковь аббатства была объята пламенем. Видимо, такая картина побудила монаха Оксенеда написать в своей хронике: «Зрелище наводило на мысль о том, что жизнь человека подобна небесным травам; число сложивших головы мне неизвестно, но было их великое множество». Однако убитые по преимуществу были обычными солдатами-пехотинцами, заготовщиками отрубей, мыловарами и шутами, принявшими на себя главный удар в битве, едва ли изменившей их участь.