Читаем К русской речи: Идиоматика и семантика поэтического языка О. Мандельштама полностью

Добавим, наконец, что хотя в стихах Мандельштама проявляется «русская тема» (ср.: [Ронен 2002: 43–67]), идиоматика в его творчестве не выступает как маркер национального колорита[104]. Фразеологический фонд какого-либо языка часто интерпретируется как концентрат народной мудрости или репрезентация народного характера. Однако пласт фразеологии в корпусе Мандельштама предстает лишь сущностной частью языка, отражающей его «внеположный» стихам, самостоятельный статус[105].

2. ИДИОМАТИЧЕСКИЙ ПЛАН В ПОЭЗИИ МОДЕРНИЗМА

ОБЩИЕ ЗАМЕЧАНИЯ

Насколько работа Мандельштама с фразеологическом планом языка уникальна? На этот сложный вопрос можно дать только предварительный ответ, поскольку язык поэзии (и прозы) русского модернизма изучен недостаточно, а проблема переосмысления идиоматики не так часто привлекает внимание исследователей. Представляется, что семантика мандельштамовских текстов уникальна в плане работы с фразеологией: такой концентрации и таких сложных смысловых эффектов на основе идиоматического языкового плана никто из русских модернистов, по-видимому, не достигает. Однако здесь речь идет в большей степени о количестве, – разумеется, многие модернисты фразеологию так или иначе перерабатывали и модифицировали.

Вообще, стоит сказать, что фразеология – напрашивающаяся мишень для языковой игры в литературных текстах, что легко объясняется ее семантической заданностью в узусе. Иногда фразеология просматривается явно, и в языковых литературных шутках идиоматическая семантика и лексическая сочетаемость элементов фразеологизма часто обыгрываются (см. хотя бы список примеров: [Санников 2002: 297–317]). Иногда, впрочем, идиоматика неочевидно проявляется в произведениях, выступая отчасти смысловым мотиватором необязательного смешного фрагмента текста. Приведем лишь один яркий пример. В. Шмид обратил внимание на то, что поведение Сильвио в пушкинском «Выстреле» – «Бывало, увидит муху и кричит: „Кузька, пистолет!“ Кузька и несет ему заряженный пистолет. Он хлоп, и вдавит муху в стену!» – основывается на переосмыслении поговорки он и мухи не обидит [Шмид 2013: 183] (см. также: [Шмид 2013: 256] о похожем, но более ироничном случае работы с фразеологией в «Гробовщике»).

Поскольку трансформация идиоматики является простым механизмом для создания комического эффекта, неудивительно, что фразеология имеет ключевое значение в эпиграммах и шуточных стихах и посланиях в поэзии XIX–XX веков.

Идиоматический план в самом общем виде, конечно, присутствует и в «серьезной» поэзии XIX века. Выделенные нами классы 1 и 2, а также случаи, близкие к 4.2.1 (синонимическое развитие фразеологии, но такое, что связь с фразеологизмом все-таки ощущается), часто встречаются у Пушкина, хотя в его стихах не всегда получается различить – в силу процесса становления литературного языка, – идет ли речь о переосмыслении общеязыковой фразеологии или же о переосмыслении фразеологии поэтической (см. подробнее: [Виноградов 1935] – о языке Пушкина и его эпохи; [Григорьева, Иванова 1969] – о пушкинской фразеологии).

Нормативное употребление идиоматики, как и ее семантизация (как в разделе 2), в целом характерны для поэтического языка, так как позволяют добиться языковой экспрессии. Естественно, это не отменяет и других смысловых эффектов, например эффекта «народной» или разговорной речи и т. п. Поэтому неудивительно, что условно с середины XIX века – когда, с одной стороны, язык литературы пушкинской эпохи не только стабилизировался, но и во многом стал клишированным, как бы стертым, и когда, с другой стороны, поэзия во многом под влиянием прозы начала расширять свой метрический, интонационный и тематический репертуар, подключая новые языковые планы (просторечия, диалектизмы, речь разных социальных классов), – фразеология регулярно в том или ином виде обильно использовалась в поэзии[106].

Хорошо известно, что поэзия модернизма предельно усложнила семантику поэтического текста. Механизмы этого усложнения – ассоциативные языковые связи, часто основанные на фонетических созвучиях, парономастическая игра, инвертированные сравнения (синтаксическая мена объекта сравнения и того, с чем объект сравнивается), сложные метафоры, символы – во многом описаны: [Гофман 1937; Гаспаров М. 1993; Гинзбург 1997: 229–379; Кожевникова 1986; Очерки 1990; Очерки 1993; Очерки 1994; Очерки 1995; Очерки 1995б].

«Семантический взрыв» модернистской поэзии неизбежно включал в свою область и уровень фразеологиии.

У обращения к идиоматике, как кажется, были неизбежные предпосылки. Если модернистский текст в целом предстает нелинейно организованным в смысловом плане высказыванием, то неизбежно существует риск, что текст не будет воспринят и понят. Разумеется, модернистские поэты последовательно воспитывали читателей и меняли сложившиеся практики чтения, однако, помимо этого исторического процесса, необходимо учитывать и аспект коммуникации читателя с текстом.

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги