К русской речи: Идиоматика и семантика поэтического языка О. Мандельштама

Не вполне доказуемым (такой идиомы нет в синхронных Мандельштаму словарях), но интересным представляется возможное использование идиоматичного жаргонизма в строках «Ходят рыбы, рдея плавниками, / Раздувая жабры: на, возьми!» («Мастерица виноватых взоров…», 1934). Раздувать жабры – ‘сильно злиться (тяжело дыша, пыхтя)’, и это тяжелое дыхание в системе образов стихотворения становится еще одним указанием на то, что рыбы репрезентируют «мужской» эротизм (см. подробнее ниже, в разборе стихотворения).

«И богато искривилась половица – / Этой палубы гробовая доска» («Я живу на важных огородах…», 1935) – соседство со словом половица выделяет из идиомы гробовая доска (‘могила’) слово доска в буквальном значении.

«Тянули жилы, жили-были, / Не жили, не были нигде» («Тянули жилы, жили-были…», 1935) – здесь употребленное устойчивое выражение жили-были раскладывается на составляющие его слова и так лишается своего эпического, сказочного содержания (неважно – жили или не жили, были или не были), оставаясь маркированной формулой.

«Мир должно в черном теле брать…» («Мир должно в черном теле брать…», 1935) – обратим внимание на два аспекта: во-первых, из‐за модификации (держать → брать) идиома держать в черном теле получает дополнительные насильственные коннотации. Во-вторых, черное тело выделяется из идиомы и соотносится с образом земли (по всей видимости, ‘темной, черной’), контрастируя с ясными всходами в последней строке.

«В опале предо мной лежат / <…> Двуискренние сердолики / И муравьиный брат – агат» («Исполню дымчатый обряд…», 1935) – совмещение семантики выражения быть в опале и буквального значения слова опал – ‘минерал определенного сорта’, в случае такого понимания окаймляющий или содержащий другие перечисляемые камни [Литвина, Успенский Ф. 2016: 286].

«Я должен жить, дыша и большевея, / Работать речь, не слушаясь, сам-друг…» («Стансы», 1935) – возможно, здесь важно не столько значение идиомы сам-друг (‘вдвое больше’ или ‘вдвоем’), сколько ее лексический состав, который может быть в контексте стихотворения осмыслен как ‘сам себе друг’.

«И вы – часов кремлевские бои…» («Наушнички, наушники мои!..», 1935) – употребленное во множественном числе, слово бой в коллокации бой часов может трактоваться неоднозначно, поскольку актуализируется семантика боя как ‘сражения’ (только в этом смысле множественное число нормативно)[34].

«Что за фамилия чертова! / Как ее ни вывертывай, / Криво звучит, а не прямо» («Это какая улица?..», 1935) – обыгрываются фигуральные выражения со словами криво (например, как-то криво получается, звучит криво) и прямо (ср. прямо сказать). В контексте стихотворения проявляется и буквальная семантика кривизны и прямоты, так как говорится об улице, для которой это могут быть настоящие физические характеристики.

«И все-таки, земля – проруха и обух. / Не умолить ее, как в ноги ей ни бухай» («Чернозем», 1935) – хотя в стихотворении земля наделяется антропоморфными чертами (ср. «Ну здравствуй, чернозем, будь мужествен, глазаст…»), очевидно, что при буквальном понимании элементов выражения бухаться кому-либо в ноги возникает алогичный, рекурсивный образ: субъект, бухаясь в ноги земле, опускается на землю.

«С глубиной колодезной венки – / Тянут жизнь и время дорогое, / Опершись на смертные станки» («Не мучнистой бабочкою белой…», 1935–1936) – идиома тянуть время здесь разбита словом жизнь и поставлена в такой контекст, что выражение читается по-новому: жизнь и время (из‐за близости слов колодезная глубина) воспринимаются как ценная жидкость, которую венки вытягивают, сокращая ее количество. То есть так, по всей видимости, описывается, как жизнь переходит в смерть. При этом фразеологический смысл – ‘медлить’, вероятно, тоже сохраняется, описывая длительность похорон.

«Сказать, что они отлежались в своей / Холодной стокгольмской постели» («Возможна ли женщине мертвой хвала?..», 1935–1936) – идиоматическое выражение холодная постель (‘постель одинокого человека’)[35] в результате географического обозначения стокгольмская реализуется и в буквальном смысле – холодная, потому что северная. Это значение не только контрастирует с жаркой могилой из первой строфы, но, возможно, и определяет этот образ (поскольку в узуальной норме могила, как правило, холодная, а постель, наоборот, может ассоциироваться с жаром).