К русской речи: Идиоматика и семантика поэтического языка О. Мандельштама

Неоднократно обсуждалась строка из стихотворения «Как светотени мученик Рембрандт» (1937) – «Но око соколиного пера» [Полякова 1997: 88; Успенский Ф. 2014: 9–10]. В строке описывается птичье перо, рисунок которого напоминает глаз. Такие перья характерны не для соколов, а для павлинов. Возможно, слово соколиный выбрано поэтом для создания иконического эффекта [Успенский Ф. 2014: 9–10]. Само же словосочетание мотивировано идиомой соколиный глаз. В стихах идиома модифицируется, а ее смысл – ‘острое зрение’ – в текст не переносится. Читатель может не воспринимать след идиомы, поскольку она нейтрализована контекстом (описание пера).

Другой «птичий» пример: «Хвостик лодкой, перья черно-желты, / Ниже клюва в краску влит» («Мой щегол, я голову закину…», 1936). В нем выделенное словосочетание мотивировано идиомой вогнать в краску (с глагольной заменой

вогнать / влить). Фразеологический смысл выражения связан со смущением (иногда – стыдом), а его внутренняя форма – с физиологическим эффектом, когда лицо краснеет от названных эмоций. Для описания щегла, голова которого за клювом, как правило, красного цвета, Мандельштам использует лексический ряд идиомы и ее внутреннюю форму (это позволяет точно отметить орнитологические приметы птицы), однако не переносит в текст фразеологическое значение (‘смутить, заставить застыдиться от чего-либо’).

Сложно формализуемым случаем можно считать и такой: «Увы, растаяла свеча / Молодчиков каленых, / Что хаживали вполплеча / В камзольчиках зеленых» («Увы, растаяла свеча…», 1932). С. В. Полякова предположила, что в выделенном словосочетании имеется в виду дерзкая походка, молодчики хаживали «плечом вперед, боком» [Полякова 1997: 85]. Действительно, текст заставляет думать, что молодчики ходили как будто вразвалочку. Этот смысл, как кажется, создается контекстом стихотворения, тогда как узус русского языка приписывает коллокации обратное значение. Так, в словаре Даля приводится выражение: «Проходи вполплеча, или дай полплеча, сторонись немного, проходи боком». Проходить вполплеча

, таким образом, означает действие, в котором человек должен постараться уменьшиться в размерах и не демонстрировать своей молодцеватости.

«Кому – крутая соль торжественных обид» («Кому зима – арак и пунш голубоглазый…», 1922). М. Л. Гаспаров полагал, что крутая соль обид напоминает «о горечи соли (иной, более высокой, чем горечь дыма)» [Гаспаров М. 2000]. Указанное словосочетание, с нашей точки зрения, вызвано кулинарным контекстом – коллокацией круто посолить (то есть ‘сильно посолить’). По всей видимости, элементы этой коллокации разбиваются как смысловое целое и мотивируют словосочетание крутая соль. Семантика коллокации, скорее всего, исчезает (ср. торжественные обиды), а если и сохраняется, то связывается с другой частью высказывания – с лексемой обиды («сильные обиды»).

Еще один неоднозначный пример – строка стихотворения «Обороняет сон мою донскую сонь» (1937): «Страны – земли, где смерть уснет, как днем сова». Несколько огрубляя, можно сказать, что сложная для понимания строка сообщает о том, что в стране больше не будет смерти: она

уснет, как днем засыпает сова. Соответственно, смерть сравнивается со сном. Спаянность семантики смерти и сна в словосочетании смерть уснет, по нашему мнению, мотивирована в данном случае идиомой заснуть (уснуть) мертвым сном. Элементы идиомы используются для создания сложного образа, при этом сама идиома раздробляется на отдельно существующие слова, которые комбинируются в новом смысловом порядке. Думается, что идиома-мотиватор в данном случае читателем если и опознается, то с большим трудом.

Примеры, в которых элементы идиомы относятся к разным частям высказывания, в целом малодоказуемы. Некоторые кажутся убедительными, некоторые выглядят натяжкой. Приведем несколько наблюдений, в которых мы не можем быть уверены.

«И букв кудрявых женственная цепь / Хмельна для глаза в оболочке света» («Еще он помнит башмаков износ…», 1937). По мнению О. Ронена, словосочетание в оболочке света

соотносится с радужной оболочкой глаза [Ronen 1983: 359]. Возможно, эта коллокация действительно мотивирует лексический ряд строки. Вместе с тем в этом примере оболочка связана со светом, а словосочетание оболочка света может зависеть как от глаза (‘глаз в оболочке света’), так и от букв (‘цепь букв в оболочке света хмельна для глаза’). Так или иначе, в строке поэт материализует свет, представляя его веществом, окутывающим предметы.