К русской речи: Идиоматика и семантика поэтического языка О. Мандельштама

В высказывании на месте второго элемента находится другое слово. Связь «нового» слова с вытесненным может строиться на разных принципах. Выделяются подгруппы синонимии и антонимии (тогда высказывание предстает переосмыслением идиомы / коллокации). Замена может быть устроена по принципу изоритмической и фонетической близости слов. Однако иногда и этот принцип не соблюдается – слово в тексте просто вытесняет слово из идиомы. Наконец, выделяется подгруппа, в которой слово или два слова в строке могут актуализировать идиому.

Отсутствующий в высказывании элемент либо появляется в тексте в другом месте, либо вообще не возникает в стихотворении, хотя может достраиваться читателем в силу инерции, заданной идиомой или коллокацией. Идиоматический смысл может как привноситься, так и не привноситься. В последнем случае припоминание идиомы позволяет объяснить семантику образа по аналогии.

Схематическая запись: идиома / коллокация АБ представлена в высказывании как Б (причем семантика А может, но не обязательно проявиться в тексте в другом месте).

Эталонный пример:

«Рядом с готикой жил озоруючи

И плевал на паучьи права

» («Чтоб, приятель и ветра, и капель…», 1937) – в этих строках идиома птичьи права (на птичьих правах) модифицирована в словосочетание паучьи права. Замена прилагательного птичьи на паучьи, по всей вероятности, осуществляется в рамках парадигматического соотношения классов животных (птицы – пауки). Семантика идиомы птичьи права – ‘без законных оснований’ – в высказывание напрямую не переносится, притом что след этой идиомы в стихах отчетливо ощущается. Так паучьи права

осмысляются по контрасту с правами птичьими: в контексте стихотворения – это, по-видимому, отталкивающие, «законные» права власть имущих государственных людей. Одновременно семантика идиомы проявляется в описании героя стихотворения – Франсуа Вийона: он предстает живущим озоруючи разбойником, грешным певцом, который, по сути, существовал в мире паучьих прав без законных оснований (то есть на птичьих правах). Наконец, опущенный элемент идиомы – слово птичьи – возникает, правда, в измененном виде – в качестве родовидового синонима в конце стихотворения: «И пред самой кончиною мира / Будут жаворонки

звенеть». Таким образом, мы можем предполагать, что вытесненный элемент идиомы возвращается в другом фрагменте текста.

Замены в поэтике Мандельштама играют важнейшую роль. Благодаря статье Б. А. Успенского этот принцип в значительной степени отрефлексирован. Однако исследователь обратился только к одному типу замен, в котором слова в поэтическом тексте соотносятся с «вытесненными» по ритму и иногда по фонетической близости (примеры приводятся ниже). Нам представляется, что нет жесткой необходимости придерживаться исключительно принципа изоритмичности и фонетического сходства слов. В нашей классификации примеры Успенского объединяются в одну группу, которая будет рассмотрена не сразу. С нашей точки зрения, проанализированные ученым замены являются частным случаем реализации более общего принципа замен, основанных на работе Мандельштама с фразеологическим планом языка. Начать стоит с обширного списка примеров, в которых замены связаны с синонимией и антонимией.

4.2.1. Синонимические и антонимические замены

В эту группу объединяются случаи, в которых замена элемента идиомы / коллокации базируется на синонимии или антонимии.

4.2.1.1. Антонимия

В эту небольшую группу попадают случаи, в которых образ возникает под влиянием идиомы АБ, элементы которой в тексте заменяются на А-б (или -а-б), где -б – антоним Б. Стоит, однако, подчеркнуть, что в данной группе речь идет не о строгой лингвистической антонимии, а скорее о сильном языковом контрасте исходных языковых элементов и элементов, задействованных в поэтическом высказывании (иногда этот контраст выражается только за счет отрицания или, наоборот, за счет отказа от отрицательных частиц в привычных языковых оборотах).

Этих примеров в стихах Мандельштама совсем мало, но среди них, думается, есть примечательные образцы.

«И боги не ведают – что он возьмет» («„Мороженно!“ Солнце. Воздушный бисквит…», 1914). По наблюдению М. Л. Гаспарова, в выражении боги не ведают можно увидеть идиому бог весть [Гаспаров М. 2001: 618], хотя, возможно, ближе здесь оказывается разговорное выражение бог его знает, переведенное поэтом в высокий стиль и употребленное в антонимическом смысле.

«Веницейской жизни, мрачной и бесплодной / Для меня значение светло» (1920). Светлое значение, по всей вероятности, контрастно основывается на выражениях, в которых смысл чего-либо соотносится с темнотой; ср. темный смысл, темные речи и т. п. Ср. в том же стихотворении: «Все проходит. Истина темна».