К сердцу Африки

— Успокойтесь, — продолжал он, — на них можно положиться. — А если в семье не без урода, то лучше этих уродов выявить до начала экспедиции.

Часам к четырем начали подходить те, кого Жерэн назвал самыми ловкими и самыми шустрыми ребятами. Первым явился красивый юноша в такой яркой одежде, что при виде ее павлин тут же околел бы от зависти. Одежда эта была сшита из красной бархатной скатерти, украшена золотыми эполетами и расшита галунами из желтой шелковой ленты.

— Господи! — возопил я. — Он распугает мне всех слонов!

— Не волнуйтесь, — ответил Жерэн. — Это одеяние разорвется в клочья задолго до того, как мы увидим первого слона.

— Но тогда этот малый останется без своего парадного костюма!

— Этот костюм уже завоевал ему в городе всеобщее признание, особенно у девушек, и, когда он вернется, его многие встретят с распростертыми объятиями.

Потом появился лысый проводник, который беспрестанно гладил свою макушку. За ним — носильщик в сопровождении двух жен. За носильщиком пришел какой-то странный господин в шортах и короне из перьев. За этим господином — еще один господин, украшенный только перьями.

Уже перед самым заходом солнца пришел последний участник нашей экспедиции, который невероятно благоухал красным вином и пивом.

— Ехать сегодня уже поздно, — заметил я грустно.

— Так едем же, — ответил Жерэн.

Рев моторов заглушил мощный храп двух проводников, все еще отсыпавшихся после веселой выпивки. Жерэн дал сигнал, и наша колонна медленно двинулась по улицам, поросшим высокими деревьями с огненно-красными цветами. Скоро мы выехали из города и поехали по серой, выжженной солнцем саванне.

— Мы не слишком поздно выехали из города? — спросил я.

— Нет, напротив, — ответил Жерэн. — Первый день всегда самый трудный. Когда мы отъедем от Форт-Аршамбо хотя бы на два десятка километров, наши помощники уже не смогут вернуться туда пешком, чтобы предаться суетным городским удовольствиям.

— Туфунга сафари! — запели несколько юношей на языке суахили, а остальные сразу же подхватили припев, заглушая и рев моторов и стрекот цикад.

После того как мы проехали километров двадцать, Жерэн дал команду остановиться и разбить лагерь.

Целую неделю мы все время ехали на восток. Иногда машины застревали, проваливаясь в грязь по самые ступицы. Ежедневно около пяти часов пополудни мы разбивали лагерь. Носильщики ставили палатки и готовили обед, а Жерэн, Карапи и я шли на охоту, чтобы обеспечить экспедицию провиантом. В первые дни у нас ломило все тело от странствий по холмам и оврагам, и тем не менее день ото дня наши охотничьи вылазки становились все более продолжительными.

В этом краю бездорожья, где наши вездеходы продирались сквозь кустарник, еще не ступала нога европейца, и, когда мы подъезжали к какой-нибудь деревне, навстречу нам высыпали огромные толпы народа.

Примерно через неделю мы въехали в деревню, где стали свидетелями весьма своеобразной церемонии. На земле сидели несколько старух и ритмично стучали по калебасам, плавающим в воде. Калебас — это выдолбленная и вычищенная изнутри тыква, которую используют как сосуд или ударный музыкальный инструмент. Перед старухами танцевали несколько молодых девушек, тела которых ярко блестели на солнце, потому что были смазаны жиром и раскрашены красной глиной. На поясах и лодыжках у них гремели какие-то странные украшения, а лица были почти совсем скрыты за сплошной вуалью из бус.

— Что здесь происходит? — спросил я Жерэна.

— Пару недель назад эти девушки подверглись одной неприятной операции. По идее она должна сделать их равнодушными к ласкам мужчин, дабы их будущие мужья могли спокойно пойти на охоту или уехать куда-нибудь на несколько дней, не рискуя при этом обрести рога.

Целый месяц, а то и два бедные девушки ходят в этом специфическом наряде, ожидая жениха, который может заплатить за них десять — пятнадцать быков.

— Посмотри на эту модницу, — сказал Жерэн, указывая на девушку, у которой в верхнюю губу была вставлена стреляная гильза.

Это украшение делает ее одной из самых привлекательных дам во всей деревне. Возможности остальных красавиц были в этом отношении несравненно более ограниченными, ибо они вставляли в верхнюю губу стебель какого-нибудь растения или в лучшем случае искусно отполированный коготь животного. Я хотел сфотографировать их, но Жерэн посоветовал мне подождать до тех пор, когда мы приедем к племенам, использующим в качестве украшения целые тарелки. Там он обещал показать мне такие деформированные губы, каких я еще не видел.

В этой деревне обитали умные, красивые и талантливые люди, талантливые даже в художественном отношении.

Возле одной хижины мы заметили молодого человека, который разрисовывал стены своего жилища орнаментом в виде маленьких жираф и геометрических фигур.

— Почему твои жирафы разгуливают в белых носках? — спросил я.

— Потому что это необычные жирафы! — ответил он очень снисходительно.

Потом мимо нас прошел охотник с огромным копьем. Он двигался легко и грациозно, в его походке было что-то кошачье. Охотник направлялся к кузнецу за новым наконечником для копья.