К сердцу Африки

— Существует два объяснения, почему женщины носят эти тарелки. Первое объяснение гласит, что, как это принято и в других районах Африки, они просверливают маленькие дырочки в верхней губе и вставляют туда для красоты палочки или пуговицы.

— Да, нечто подобное я видел в Мату-Гросу, в южноамериканском «Зеленом аду», но не в таких гиперболизированных формах, — заметил я.

— Женщины в долине Убанги настолько тщеславны, — продолжал Жерэн, — что непременно хотят оставить соперниц с носом. И вот вам результат.

— Да, губы их прямо созданы для поцелуя! Но как они едят?

— Африканцы не целуются: во всяком случае до появления здесь белых они не знали, что такое поцелуй. Что же касается еды, то, прежде чем приступить к трапезе, они сначала вынимают из нижней губы тарелку!

— А почему не из верхней?

— Потому что в этом случае ее можно прикусить и повредить, а девушка с поврежденной губой опозорена навеки. По этой же причине отверстия в губах расширяют не сразу, а постепенно. У маленьких девочек отверстия совсем маленькие, и, по мере того как ребенок растет, в губу вставляют все более широкие пластины, пока наконец они не становятся величине с тарелку. Но обладательница такой тарелки должна вестисебя чрезвычайно осмотрительно, ибо, если губа треснет, женщина будет опозорена. На ночь пластину вынимают из губы, чтобы не повредить ее во сне.

— А второе объяснение?

— Дело обстоит очень просто. В те годы, когда на африканские деревни совершали набеги охотники за рабами, мужья уродовали лица своих жен, чтобы спасти их от рабства и позора. На женщин с продырявленными губами не было никакого спроса на невольничьих рынках. Таким образом, тарелки в губах были мерой самозащиты.

Здесь, в этой деревне, мы впервые открыли наши жаронепроницаемые ящики, достали из них съемочную аппаратуру и отправились на бал.

Мужчины били палочками из железного дерева по баллофонам, похожим на наши ксилофоны и состоящим из калебасов разной величины, а женщины танцевали; при этом их губы с тарелками раскачивались в такт танцу.

Несколько пожилых женщин дымили маленькими носогрейками, а когда им надоел треск наших киноаппаратов, они начали браниться. Их надтреснутые голоса чем-то напоминали щелканье кастаньет или аистов.

А на следующий день нам показалось, что мы уже немного привыкли к этим странным украшениям, без которых не обходится ни одна здешняя красавица.

Когда мы подъезжали к Бунхебиру на озере Иро, шум моторов заранее предупредил местных жителей о нашем приближении и навстречу нам, словно широкая черная река, хлынули толпы людей. Мужчины были вооружены копьями и длинными ножами, похожими на мачете, а женщины оглашали воздух пронзительными криками.

— Кажется, они собираются напасть на нас, — сказал Карали.

— Не думаю, — ответил Жерэн, но на всякий случай взял свое охотничье ружье.

Скоро людской водоворот сомкнулся вокруг наших машин. Женщины кричали все громче, а мужчины становились на подножки, лезли на крылья, забирались в кузов.

Мы с Карапи изо всех сил прижались друг к другу, полагая, что сейчас угодим прямо в котел, но Жерэн вдруг широко улыбнулся и стал пожимать тянувшиеся к нему со всех сторон руки. Как это принято у народов банту, сначала он касался ладони, а потом обхватывал большой палец. Жерэн тут же поведал нам, чем объясняется этот восторженный прием. Оказывается, два года назад он убил здесь слона и тем самым обеспечил мясом население всего Бунхебира.

— К мясу они явно неравнодушны, — загадочно сказал Карапи, — засовывая мою кинокамеру чуть ли не в самое горло одной из женщин.

— Осторожно, а то она проглотит объектив, — испуганно завопил я.

— Ты сам требовал съемок самым крупным планом, — возразил Карапи. — А тут великолепная возможность убедиться в том, что по внутреннему строению их глотки ничем не отличаются от наших.

— Ничего подобного я не требовал, — ответил я, но голос мой потонул в общем шуме.

Куда бы мы ни приезжали, наше появление всюду вызывало такую же реакцию. И это не удивительно. Здешние дети вообще никогда не видели белого человека. Они подходили и даже ощупывали нас, чтобы удостовериться, что у нас действительно белая кожа.

В Бунхебире мы разбили лагерь и решили остаться на несколько дней. Вечером, когда нас уже одолевал сон, вдруг загремели тамтамы, глухо, ритмично, исступленно, с какой-то гипнотической силой. И мы не могли не отозваться на их зов. Стряхнув дремоту, мы отправились на площадь посмотреть, что там происходит.

Вокруг двух небольших костров танцевали жрецы, размахивая хвостами из кожи бегемота. Хотя в большинстве районов Африки жрецы исполняют магические танцы, чтобы вызвать дождь, в Бунхебире они танцуют, умоляя богов ниспослать людям хорошую сухую погоду, ибо большую часть года здесь идут проливные дожди и вся область превращается в сплошное болото.