В амбар въехала огромная телега, до верху заполненная консервами, хлебом и питьем. Хватало на всех, поэтому обошлось без ссор. Выходит, осталось еще так много еды? Я полагала, что кормить нас не будут, что они будут морить нас голодом и заставлять работать до тех пор, пока не умрем, а потом просто выбросят тела. Не знаю, кто захватил этот город и с какой целью, но если они дают еду тем, кто в амбаре, то за его пределами люди наверняка питаются гораздо лучше. Значит, консервы и сухой хлеб – это пища, на которую они даже не смотрят, которой брезгуют? Думаю, теперь я поняла, почему все поселки и города, в которые мы заезжали, были разорены. Кто-то опустошил их еще в самом начале. Еда, люди – они смели все без разбору. А за то, что они обронили, люди на дороге устраивали перестрелки.
Я привалилась к стене и уснула сидя. Разбудило меня жуткое ощущение: какой-то человек навел на меня автомат. Я инстинктивно встала. Махнув автоматом, мужчина сделал знак следовать за ним. К выходу плелись и другие женщины. Едва мы вошли в старую пятиэтажку у амбара, он спустил штаны. Со всех сторон послышались крики. В течение ночи в комнату приходили еще двое. Я вернулась в амбар, когда рассвело. Снова привезли огромное количество еды. Я начала есть, но меня вырвало. Тем не менее, я доела. Мы выстроились в колонну и отправились работать. После работы вернулись в амбар, и я, борясь со сном, поела. Так сменялись дни и ночи.
«Может, им промыли мозги?» – думала я, глядя на людей, которые без малейшего колебания нажимали на курок так, будто мухобойкой пришлепывали муху.
«Разве можно творить все это в трезвом рассудке?»
Я вспомнила, как папа и дяди стреляли в тех, кто на нас нападал. Папа стрелял даже в безоружных. Если показательно пристрелить одного-двух человек, то остальные к нам уже не подходили. В такие моменты я закрывала глаза и отворачивалась. Затыкала уши. Я не ненавидела папу, но боялась его. Если бы не он, я бы, возможно, уже погибла. Поэтому я не могла упрекнуть его. Не могла спросить его, так ли нужно стрелять в безоружных. Где он сейчас? Он еще жив? Тетя перестала разговаривать. Мы были в одном помещении, но постепенно отдалились друг от друга. Она меня больше не узнавала.
Пока мы перебирали обломки, собирали арматуру, таскали камни, пока выкапывали песок в лесу и на реке и таскали мешки, пока набирали камни для строительства траншей и разравнивали цемент, я постепенно перестала думать. Воспоминания стерлись, а чувства притупились. Прошлое казалось сном, но и настоящее не походило на реальность. Люди не были похожи на людей, и я сама не чувствовала себя человеком. Поэтому приходилось оглядываться назад. Каждый раз, когда в голове происходила вспышка, и сознание прояснялось, я заставляла себя вспоминать, как Тори звала меня по имени, ее голос, ее мягкие щеки, глаза Мисо, мечты Кончжи, неистовое желание выжить. Вспоминая все это, я не могла не обещать себе:
Я ни за что здесь не умру.
В таком месте я не умру.
Пусть эти слова совершенно бессмысленны, забывать их нельзя. Я была обязана помнить их, как свое имя.
Однажды ночью, когда я без сил провалилась в сон, кто-то приставил к моей голове пистолет. Я открыла глаза: это был папа.
– Не было другого способа встретиться с тобой, – объяснил отец, как только мы зашли в квартиру. – Я знал, что ты жива! Ты ведь моя дочь!
У папы был румяный цвет лица. Он был чисто выбрит, подстрижен и одет в толстый свитер. Эти свитера – их носили люди, которые водили меня в квартиры.
– Я ведь говорил! Идет война! Война между вооруженными группировками. В одной России действует больше десяти таких группировок, а Европа и Средний Восток уже захвачены. Каждая организация разместила свои военные базы в крупных городах, и война будет только ожесточаться. Когда самая могущественная организация завладеет этой страной, она и станет новой Россией. А новая Россия поглотит Казахстан и Монголию. В первую очередь мы должны установить господство над теми, кто владеет ядерным оружием. Одних наших сил для этого недостаточно, но если объединимся с другими, то сможем, – с очевидным волнением папа выливал на меня потоки информации.
Это был не тот папа, который смотрел на меня пустым взглядом, когда мы расставались.
– Мы?
– Да, все, кто здесь сражается.
– А кто с кем сражается?
– Я ведь все объяснил! Тяжело, но придется немного потерпеть. Мы можем начать новую жизнь в этих землях.
– Мы – те, кто днем трудятся как рабы, а ночью терпят, пока их насилуют? Тетя меня больше не узнает. Здесь за любое лишнее слово тут же голову разнесут!
– Но зато мы не голодаем! Правда ведь? Чтобы выжить, нужно всего лишь слушаться. Мы должны немного подождать, и обязательно придут хорошие дни. Мы можем стать хозяевами новой страны.
– Пап!