К величайшим вершинам. Как я столкнулась с опасностью на К2, обрела смирение и поднялась на гору истины

Мы с Сереной поднимались вместе с другой женщиной, одним парнем и тремя проводниками-танзанийцами с английскими именами. На английский лад они называли себя Стюарт, Питер и Грегори. Желая тоже поучаствовать в этой игре, мы выбрали себе имена на суахили: Тонга (я), Манка (Серена), Мтото и Лелу. Мы следовали по маршруту Умбве через пышные, холмистые сельхозугодия в культивируемой зоне бушленда, через переплетения покрытых мхом деревьев дождевого леса, через ярко-зеленые вересковые и ошеломительно прекрасные альпийские пустоши. Мы не торопились и следили за тем, чтобы все были хорошо акклиматизированы и не страдали от обезвоживания. Фридем, носильщик, который нес аптечку, разрешил мне попробовать, по его примеру, нести медикаменты на голове, но меня хватило лишь на то, чтобы замереть для кадра с криком «снимай скорей или уроню», а потом выложить его в Твиттер. Мы много смеялись, подшучивали друг над другом и делились историями о жизни дома. Стюарт поведал, что у него есть жена, дети и много, много коров. Я рассказала ему о ресторанах, университетах и суровой зимней непогоде в Бостоне.

– А как же твои коровы? – поинтересовался он.

– Ну, так у меня нет коров.

– Мне очень жаль, – он сдвинул густые брови, выражая глубокое сочувствие.

– Нет, все в порядке, – заверила я его. – Мой дом в Бостоне недостаточно велик для коров. (Позже я сообразила, что от этого он стал жалеть меня еще больше.)

В нашем последнем лагере я попыталась заснуть за несколько часов до выхода в полночь на вершину, но мысли не успокаивались из-за того, что Ален де Боттон, один из моих любимых философов, называет «местью разума за все, о чем ты стараешься не думать днем». Падал снег, когда мы пришли в палатку-столовую, чтобы выпить чаю, а затем начать восхождение. Маршрут оказался более крутым, чем мне запомнилось, и я видела, как Серена поскальзывается и оступается впереди меня. Ноги у нее были слишком напряжены, так что она делала очень маленькие шаги.

– Манка, будь осторожна, – окликнула я ее. – Шаг вверх, потом на секунду перенеси вес на нижнюю ногу и иди. Одна нога все время должна быть впереди другой для равновесия, нельзя ставить стопы рядом.

– Слишком скользко, – пожаловалась она во время привала. – Как ты думаешь, может, стоит надеть на ботинки ледоступы Yaktrax?

– Нет, они не понадобятся. Надо просто продолжать идти, – ответил Питер.

Надевать на обувь ледоступы – все равно, что прицеплять на автопокрышки противоскользящие цепи. Я не видела никакой необходимости использовать их, но они могли оказаться полезны в психологическом плане. К трем часам утра скорость движения Серены снизилась, как уменьшилась и ее уверенностью в себе.

– Слушай, Питер, – сказала я, отведя его в сторону во время привала, – я думаю, ты должен позволить Манке нацепить ледоступы. Не ради горы, а ради ее мыслей.

Надев ледоступы, Манка бодро рванула вверх по тропе, но, как раз, когда настроение у нее улучшилось, меня настигли боли в животе от метеоризма. Вздутие живота и понос часто случаются на значительной высоте, но теперь мне казалось, что меня сжимает анаконда. Пришлось помахать остальным, прося их продолжать путь, и осчастливить невезучий кустик африканских фиалок. К счастью, Манка, словно запасливая белочка, прихватила с собой по таблетке всевозможных лекарств. Она дала мне имодиум, и я закусила его своей таблеткой антибиотика.

Я призналась Фридему, что, учитывая мое состояние, идти в таком черепашьем темпе куда тяжелее, чем шагать быстро. Он согласился не отставать от меня, мы помчались вверх и оказались в Стелла-Пойнт на 45 минут раньше остальных. Мне даже хватило времени успокоить взбунтовавшийся кишечник чаем с печеньем и вновь обрести чувство собственного достоинства, когда подействовали лекарства. Так приятно было просто сидеть и смотреть на восход солнца. Акварельных оттенков облака светились янтарем и пурпуром, а сугробы меняли цвет от индиго до серебра, когда рассвет разливался на горизонте.

Все вместе мы двинулись к пику Ухуру, где вершина отмечена указателями и каменной пирамидкой. Наверное, следовало бы описать ее тут, но мне кажется, я уже это сделала. Никто не хочет признаться, но, честно говоря, большинство вершин очень похожи во многих отношениях. Если повезет, вы увидите знакомый простор неба на километры вокруг, синюю вечность вверху и самодовольные облака внизу. Воздух обладает той же звенящей прозрачностью. Солнце светит так же безжалостно. Горизонт вдали изгибается той же широкой дугой, и если и видны некие признаки присутствия человека, то обычно это тающая струйка дыма или песчинка цивилизации вдалеке. Бывает, виден гребень горного хребта, бывает, гора-другая из тех, что остались внизу. Или ледник внизу, в зависимости от крутизны склонов горы. Если это вулкан, в воздухе висит запах серы.

Уникальной каждую горы делает все, что находится ниже вершины: динамика команды, неимоверные усилия, которых стоит подъем, и новый взгляд, который ты обретаешь, добравшись до вершины.