Я сидела у постели матери, читая книгу Элизабет Кюблер-Росс о неизбежных стадиях горя: отрицание, гнев, торг, депрессия, принятие. Я переживала каждую стадию, пока мозговая активность моей матери убывала, а функции тела отключались. Трахеотомия. Пневмония. Синдром острой дыхательной недостаточности. Сепсис. У нее отказали почки, и я подписала решение о диализе. У нее отказывала печень, а я надеялась на трансплантацию (ведь делают же ее). Однако из-за ампутированной когда-то ноги у нее было нарушено кровообращение, и, когда врачи заговорила о том, что ногу надо ампутировать еще выше, я заколебалась.
– О, Господи, только не это. Если она очнется и узнает, что у нее не работают почки или печень, это одно. А если она очнется без ноги, она попросту убьет меня.
На следующий день УЗИ кишечника подтвердило, что выбора больше нет. Хирург подтвердил отсутствие активности мозга. Мы с Джонатаном вместе приняли решение об увеличении дозы обезболивающих и отключении аппаратов. Она не боялась умереть. Это я никак не хотела ее отпускать. Вытирая слезы, я подтвердила, что в ее медкарту следует внести пункт «НЕ РЕАНИМИРОВАТЬ», чтобы, если у нее перестанет работать сердце или остановится дыхание, ей не проводили сердечно-легочную реанимацию, но подтвердила лишь после того, как врачи заверили меня, что ей введут достаточно обезболивающих. Пришел священник и провел над ней по-следние обряды, и через несколько минут она умерла. Мы с Джонатаном ушли из больницы поужинать небольничной едой и выпить. Он сидел за столом напротив меня, как «глаз» спокойствия в центре самой чудовищной бури, что вращалась вокруг меня с тех пор, как я была маленькой девочкой.
Мы начинали восхождение на гору командой из десяти человек. Теперь нас осталось шестеро. Даже наш проводник ушел. И моя семья из четырех человек когда-то уменьшилась до трех, а потом сократилась до двух. Теперь в живых остались только мы с отцом, и даже если бы я могла задать ему правильные вопросы, болезнь Паркинсона и слабоумие не позволят ему ответить. Я снова осталась одна.
– Господи, как же я устала, – пробормотала я под кислородной маской, но Финджо Дорджи не мог меня расслышать из-за свиста ветра.
Я подняла голову и посмотрела на звезды, вызывая в памяти карту маршрута через Южное седло, чтобы сориентироваться, где мы находимся. Горы. Пропасти. Топография, которую я когда-то довольно ясно представляла себе, теперь казалась мне абстрактной. Спотыкаясь, я брела внутри «
Ругаясь сквозь маску, я стала копаться в рюкзаке, перебирая флаги, которые несла на вершину. Последний моей надеждой была бутылка воды