К величайшим вершинам. Как я столкнулась с опасностью на К2, обрела смирение и поднялась на гору истины

– Фотографии моих родителей. Довольна? Моих покойных родителей. Все это чертово восхождение ради них. Символически, эмоционально, духовно – ради них. Это они поддержали меня.

– Вот оно что… Ясно. Черт! Это может оказаться непросто. Управляющий базовым лагерем начисто лишен сентиментальности. С его точки зрения, поддержка – прежде всего деньги. Ему было бы понятнее, если бы ты оказалась без эмблемы спонсора с логотипом. Но попробовать стоит.

Сэм принес спутниковый телефон, и мы позвонили управляющему базовым лагерем. Когда он спросил Эмму, было ли в ее вещах что-то «незаменимое и критически важное», без чего не обойтись во время восхождения, она напряглась и ничего не ответила. Он задавал неправильные вопросы, а она давала неправильные ответы. Они говорили о разных ценностях и целях, как бывает, когда один собеседник злится, а другой ни о чем не догадывается, и оба начинают оправдываться. Он ни разу не спросил ее, почему она так расстроена, а она, вместо того чтобы самой заговорить о важном, принялась торговаться о цене за доставку рюкзака, и это не имело для него никакого смысла. Наверное, это казалось нелепым, как предложение заплатить тысячу долларов за доставку GoPro стоимостью не больше сотни.

– Погоди, погоди, – влезла я в разговор. – Разве твои стельки Hotronics не в рюкзаке для восхождения? Вот оно! Они «незаменимы и критически важны»!

Управляющего Базовым лагерем было нелегко убедить.

– Да ладно тебе, Ванесса, куча людей поднимается на вершину без всяких стелек с подогревом.

Я пыталась уговорить его, но он попросту решил, что Сэм должен отдать Эмме свои стельки Hotronics.

– Нет, подождите! – Сэм округлил глаза. – Я понятия не имею, что нас там ждет, а Дэниела нет. По-вашему, это хорошая идея? Это мое первое восхождение, так что…

– Проехали, – перебила его Эмма. – Слишком поздно.

Прошел уже час из пяти часов, отведенных нам на отдых. Нечего было и думать о том, что рюкзак Эммы успеют доставить снизу. Мы лежали в спальниках. Я смотрела в потолок палатки. Эмма сходила с ума. Я молилась о том, чтобы гнев помог ей подняться на вершину, а не превратился в апатию и печаль. Через несколько часов мы встали и оделись, натянув на себя сырые вещи, от бюстгальтеров и трусиков до термобелья. А потом, по причинам, которые даже сейчас мне не понятны – может, я зябла, или, может, я сообразила, что мы вот-вот окажемся на 40-градусном морозе, или, может, потому, что мы были на Эвересте, а я заранее настроилась на то, что на вершине царит страшный холод – короче, какова бы ни была причина, но я вдруг решила надеть дополнительный нижний слой одежды, водолазку с длинным рукавом и молнией у ворота. Видимо, я решила, что она будет греть меня и впитывать пот, не давая замерзнуть. Наконец, я натянула пуховик. Когда мы были уже готовы к выходу, подошел Сэм и протянул Эмме свои стельки Hotronics, что меня удивило, а она с благодарностью приняла их, что удивило меня еще больше.

– Очередь уже выстраивается, – сказал он. – Нам пора выходить.

Мы с Финджо Дорджи встали в очередь и быстро потеряли из виду в темноте остальных, стараясь следить только друг за другом. Мы усердно двигались вверх около часа. Температура упала, но я обливалась потом в пуховике, гадая, где были мои мозги, когда я надевала дополнительный слой теплой одежды. Когда я напрягаюсь физически, мне всегда жарко. Зачем было идти против своего тщательно продуманного плана? Мы были в самом начале подъема, а мне уже было отвратительно некомфортно. Я шла вперед, стараясь не обращать на это внимания, но тропинка была крутой, и я не могла не думать о том, что слишком обезвоживаюсь. Каждая капля пота была каплей воды, расставание с которой было для меня непозволительной роскошью.

Еще через час я отщелкнула карабин страховки от провешенной веревки и жестом показала Финджо Дорджи, что мне надо снять один слой одежды. Полная нелепость. Пока я сражалась с рюкзаком, баллоном кислорода, маской, налобным фонарем и очками, он снова смущенно глядел на меня. Попытка снять с себя одежду стала новым испытанием, учитывая крутой склон, ночную темноту и толщину пуховика, который превращает владельца в пряничного человечка. Когда я, наконец, стащила с себя так неосмотрительно надетый лишний слой утепления, оказалась полураздетой при минусовой температуре, а ветер хлестал меня острыми, как бритвы, кристаллами мельчайших льдинок. Не переставая проклинать себя за безрассудство, я тем не менее справилась, и мы снова встали в быстро удлиняющуюся очередь.