К величайшим вершинам. Как я столкнулась с опасностью на К2, обрела смирение и поднялась на гору истины

Я увлекаюсь теорией экономических игр, изучением поведения людей его связью с конфликтами, а также готовностью сотрудничать, с тем, как мы склонны дер-жаться вместе и одновременно соперничать. Именно это и происходит на Эвересте. Проводники сотрудничают друг с другом, даже если это не в их интересах. Руководители экспедиций делятся прогнозами погоды и сравнивают свои наблюдения, даже устанавливают веревки до самой вершины, но при этом все они старательно умалчивают о своих точных планах восхождения на вершину, словно каждый владеет какой-то уникальной стратегией, неведомой остальным. В конечном итоге каждая экспедиция делает одно и то же: устремляется к вершине практически по прямой в первый день, как прогноз обещает благоприятное для восхождения погодное окно, словно Мать-природа никогда не распахнет это окно во второй раз. Даже если им известно, что это приведет к возникновению заторов в узких местах, тесноте и очередям. Даже если им известно, что от этого возрастает опасность и увеличивается риск смертельных случаев.

Находясь по-прежнему ниже Балкона35, на высоте, вероятно, около 8230 м, мы с Финджо Дорджи снова пошли вверх в отдельной связке, что так сэкономило нам время при подъеме из третьего лагеря. Благодаря этой тактике мы быстро обогнали несколько человек и наверстали время, которое я потеряла на переодевание. Я огляделось, разыскивая Эмму, но она осталась где-то позади и была теперь одной из множества безликих фигур, что медленно ползли вверх в темноте.

Злись, вновь мысленно пожелала я ей. Используй свою злость, чтобы добраться до вершины. Ярость – более надежный вид топлива, чем разочарование, и слезы лишь ослабят ее. Да, наши матери умирают. Уходят. И кажется, что они нас бросили. Но теперь ты справишься и без нее. Не знаю, с кем я беседовала – с Эммой или с маленькой девочкой внутри себя. Это ощущение издавна преследовало меня и регулярно всплывало в душе с детства и примерно до 45 лет.

Злись. Не переставай злиться.

Когда умерла моя мать, я жила в Лондоне. Незадолго до того она вышла на пенсию, закончив работу медсестрой. Она была в хорошей форме. Каждое утро делала прическу и макияж и сохраняла неизменно сардонический взгляд на мир. Любимым ее выражением было «А мне плевать», и я ненавидела эту фразу. Она давно развелась с отцом и прожила в разводе почти столько же, сколько была в браке с ним. У нее был какой-то мужчина, с которым я была незнакома, и она занималась обновлением фермы площадью в семь акров где-то в глуши, где они жили со своими собаками, кошками и пузатой свиньей, которую, как я полагаю, она завела лишь для того, чтобы досаждать соседям. Когда мать госпитализировали с пневмонией, она заверяла меня, что с ней все в порядке.

– Я прилечу в Штаты, если будет нужно, – сказала я.

А ей было плевать. Через два дня мне позвонила ее подруга Дотти и сказала, что мать перевели на ИВЛ, что она не может говорить и ей предложили позвать священника, чтобы он провел последние обряды. Абсолютно ошеломленная происходящим, не сознавая что делаю, я села в первый же самолет из Лондона в Детройт. Я прожила за пределами Соединенных Штатов 12 лет и понятия не имела, как теперь работает американская система здравоохранения. Я даже не знала, каких взглядов придерживается моя мать, кроме ее мнения об усыплении животных и эвтаназии («за» в обоих случаях), поэтому мне было неизвестно, что она думает о двойных слепых испытаниях медпрепаратов и татуировках с запретом на реанимацию. И ясное дело, я не знала состояние ее банковского счета, код доступа к банковской ячейке, завещания или ПИН-коды.

Следом за мной прилетел Джонатан, и его присутствие успокаивало меня, а мать была жива, несмотря на сепсис, но не приходила в сознание 21 день. Меня в то время мучила нараставшая боль в ноге. За полгода до того мне прооперировали бурсит больших пальцев стоп – результат ношения шикарной модельной обуви в течение нескольких десятилетий, так что в каждой ноге у меня были стальные скобы и по два титановых шурупа в месте восстановления рассеченных при операции костей. И вот теперь один из этих чертовых шурупов расшатался. Каждый шаг вызывал острую боль. Под кожей и правда видна была головка шурупа. Дело дошло до того, что я вынуждена была отправить фото одному из друзей с подписью «Если никто его не выкрутит, я пойду в хозяйственный магазин за крестовой отверткой».