Каба́

– Дело, конечно, не в ручке,– миролюбиво сказал Петров.– Я просто хотел тебе продемонстрировать, как работает мозг. Ты каждый день ходишь мимо дверной ручки, ты трогаешь ее по нескольку раз в день. Но ты не помнишь, как она выглядит. То ли желтая, то ли коричневая. И ты не помнишь много чего еще. И не только ты. Я. Все. Я сам толком не смогу описать обои в своей спальне, хотя я сам их покупал, и клеил их я тоже сам. Мозг фильтрует прорву информации, чтобы не перегружаться. И он ленив, мозг. Если его не заставлять, он будет помнить только то, что ему удобно. Только базовые функции. И что же насчет снов? Мозг тот еще обманщик. По каким железным критериям мы можем судить, что сейчас – явь, и мы с тобой не снимся друг другу? Или же, беря на вооружение твою теорию, мы снимся какому-нибудь писателю.

– Я знаю, на что вы намекаете,– глухо проговорил Игорь. Он смотрел в окно, и его взгляд казался едва ли не унылым.– Вы предлагаете подружиться. С ней, с Кабой. Вы предлагаете, как тот психолог, которого играл Брюс Уиллис в «Шестом чувстве». Не бояться, а поговорить.

– Так и не так одновременно. Ты не можешь подружиться, и даже сделать шаг навстречу ты не можешь. У тебя защитная реакция на уровне химии тела. Что толку заставлять себя изменить отношение, ведь все происходит во сне, когда ты не можешь себя контролировать. Убеждай, не убеждай, в следующий раз ты вновь будешь ходить во сне. Но есть способ обойти этот блок.

– Гипноз?– спросил Игорь, в очередной раз поразив своей проницательностью.

– Гипноз,– кивнул Петров.– А вот теперь – внимание. По правилам я должен эту тему сначала обсудить с твоими родителями. После того, как я с ними это обсужу, кто-то из них должен будет прийти сюда и подписать согласие на сеанс гипноза. И я спрашиваю тебя: как ты думаешь, какая у них будет реакция?

– Я думаю, они не согласятся,– без заминки ответил Игорь.– Папу еще можно было бы уломать, но мама по-любому не подпишется. Вы предлагаете втихаря это сделать?

– Предлагаю втихаря,– вновь согласился Петров, улыбнувшись краем губ. Хотя ему было не до веселья. Он сознательно шел на должностное преступление. Если его застукают, он может вылететь с работы. Но с другой стороны,– разве это впервые? Шаг вправо или влево – разве это в первый раз?

– Так-то я не против,– хмыкнул Игорь.– Только я знать хочу. Если будет совсем плохо. Если не захочет Каба подружиться. Или еще что произойдет. Или не Каба это вовсе, а что-то пострашнее… Хочу знать, сможем ли мы в любой момент закончить сеанс? Сможете меня сразу же выдернуть?

Виктор Петров посмотрел на него. Он сказал:

– В этом я могу тебя уверить.

Глава 13. В школе – 3.

Сны?

Игорь не доверял своим снам. Он вообще не доверял никаким снам,– не только тем, в которых спящему курдюку является Каба и утверждает, что и он должен что-то для нее сделать. Принести землицы от соседей, отрезать хвост уличному коту или убить 12 девственниц. Игорь давно уже подозревал, что чтение и сны – суть одна епархия. Это – переподключение; и Петров вещал об этом, будучи новым знакомым семьи Мещеряковых и пытаясь произвести впечатление на первой встрече. Когда он говорил о ритмах и иже с ними. И о том, что ритмы восстанавливаются во сне. Ну да, а где им еще восстанавливаться? Во сне, во время чтения, во время компьютерных игр, во время пьянки, – всюду, где человек перестает принадлежать себе. Вот только не упомянул хитрый или же недальновидный Виктор Петров, что ритмы не сами восстанавливаются, они не самовосстанавливающиеся, в противном случае правительство давно бы обложило их налогом. Человек отключается, и информация вливается в него, и он приходит в себя уже другим – а может, не только он, но и все вокруг. Каждое новое утро – в ином мире, и люди вокруг – не те, кому ты говорил «споки ноки». Так что история с мотыльком и Тянь-Шанем, или как там Петров его назвал (Игорь позабыл), упала на благодатную почву и пустила корни к самому ядру. Игорь по обыкновению в кабинете Петрова виду не подал, но в глубине души он яростно кивнул. Он был солидарен с этим китайским типом. Мы все – мотыльки. И всем нам снится, что мы – нечто большее.

Люди подозревают. Многие. Но молчат. Боятся. Или привыкли уже. Привыкли водить хороводы или пересаживаться с места на место.