Кадис

– Прощай, Испания, прощайте, солдаты Фландрии, завоеватели Европы и Америки, еще не остывший пепел тех, что обладали жаром души и сожгли себя на собственном огне. Прощайте, поэты, создатели романсов; прощайте, лукавые пикаро[122], герои Альмадрабас в Тарифе, Трианы в Севилье, Потро в Кордове, Вистильяс в Мадриде, Асогехо в Сеговии, Мантерии в Вальядолиде, Перчеля в Малаге, Сокодовера в Толедо, Косо в Сарагосе, Сакатина в Гранаде[123] и прочих предместий – не припомню сейчас всей плутовской географии. Прощайте, бездельники, успевшие за одно столетие утомить Историю. Прощайте, бедняки, искатели приключений, ханжи и все те, кто украшает свое тело лохмотьями, а воображение – золотом и пурпуром. Вы подарили миру больше поэзии и мыслей, чем Англия произвела гвоздей, горшков, шерстяных чулок и бумажных колпаков. Прощайте, важные гордецы и веселые, богатые на выдумку и хитрость озорники с душой столь возвышенной, сколь и низменной, исполненные достоинства и воображения, вы, чей гений таит в себе больше огня, чем жаркое солнце. Вы дали миру воинов, поэтов, святых, тысячи и тысячи выдающихся людей. Так неужто ваша порода прогнила насквозь и больше ни на что не пригодна? Суждено ли вам исчезнуть с лица земли и уступить место другим народам или вы еще способны преодолеть плутовскую закваску, о славные потомки Гусмана де Альфараче?.. Прощайте, сеньор Мониподио, Селестина, Гардунья, Хустина, Эстебанильо, Ласаро[124], прощайте.

Без сомнения, лорд Грей потерял рассудок. Слушая его, я не мог удержаться от смеха, смеялась и орава мошенников, к которым он обращался; впрочем, приезжие иностранцы частенько думают о нас то же самое, что и англичанин. С основанием или без основания – об этом наверняка знают читатели.

– Друг мой, – сказал лорд Грей, – ничто мне так не мило, как долгие часы, проведенные среди развалин.

Мы медленно шли вдоль стены вперед к Баркильяс-де-Лопе, когда нам повстречались два монаха, спешившие вернуться в обитель Кармен.

– Прощайте, сеньор Адвинкула, – сказал лорд Грей.

– Пресвятой Симеон! – с удивлением воскликнул один из монахов. – Это вы, милорд! Кто узнал бы вас в этом наряде?

Кармелиты покатились со смеху.

– Сейчас сниму свою королевскую мантию.

– А мы-то думали, что милорд уехал в Англию.

– Чему я был рад, сеньор, очень рад, – прибавил тот из двух монахов, что помоложе, – ведь из-за милорда я попал в весьма неприятное положение, а мне это не по душе. Покончим с рискованной уступчивостью.

– Пусть так, – презрительно ответил лорд Грей.

Монах постарше спросил:

– Может быть, милорд вступил наконец в лоно католической церкви?

– Что это вам пришло в голову?

– Ну как же, – насмешливо произнес брат Педро де Адвинкула, – этот наряд свидетельствует о том, что милорд стал на стезю покаяния и готовится к важному шагу в своей жизни. Нынче вы, как видно, сами улаживаете свои дела и не нуждаетесь в друзьях.

– Вы правы, сеньор Адвинкула, я в них больше не нуждаюсь. Вам известно, что завтра я уезжаю?

– Вот как? Куда?

– На Мальту. В Кадисе мне больше делать нечего. Пусть его жители идут к черту.

– Весьма рад. Сеньора провела успешную защиту. Ее дом – неприступная крепость для ухажеров. Известно ли вам, что она действовала по моему совету?

– Ну и плут же вы!

– Нет, вы в самом деле ничего больше не добиваетесь?

– Ничего.

– Разумное решение. Примите католичество, и обещаю вам свое содействие.

– Слишком поздно.

Адвинкула от души расхохотался.

Пожав руку лорда, оба монаха дружелюбно с ним распрощались.

XXIII

Два часа спустя лорд Грей стоял посреди своей гостиной в обычном костюме, предварительно уничтожив обильными омовениями следы своих недавних похождений.

Одетый наконец с привычной ему элегантностью и изысканностью, он велел подать ужин и в ожидании гостей, которым разослал приглашения со слугой, взволнованно прохаживался по просторной комнате. Время от времени он бросал мне несколько слов или задавал бессмысленные, нелепые вопросы, а то, словно решившись заговорить, присаживался рядом со мной, но так ничего и не рассказал.

Золото в богатом доме творит чудеса – стол, накрытый всего на четыре прибора, поражал необыкновенной роскошью. Пламя сотни свечей в золоченых канделябрах тысячью разноцветных искр отражалось в граненых бокалах и драгоценных вазах с цветами и фруктами. На столе царил легкий пленительный беспорядок, характерный для всего, что окружало лорда Грея.

Наконец англичанин произнес с нетерпением:

– Им пора уже быть здесь.

– Вашим друзьям?

– Двум моим приятельницам. Это девушки.

– Те самые, ради которых хлопотала сеньора Алакрана?

– Арасели, – сказал он с беспокойством, – вы слышали мой разговор с этой женщиной?.. Не ожидал от вас такой нескромности. Добрые друзья закрывают уши, когда при них шепчутся о секретных делах.

– Я стоял рядом, а сеньора Алакрана столь мало внимания уделяла присутствию постороннего, что у меня не было возможности закрыть уши. Я все слышал, милорд.