Кадын

— Те, Согдай! — деланно ужаснулся Ануй. — Мы с Талаем уже думали отказаться от скачек в этом году, увидев, что ты хочешь на дорогу встать. Не справиться нам с нею, подумали мы, и сердца наши зарыдали!

Люди вокруг хохотали. Я была в растерянности, обо мне словно бы позабыли.

— А что, поскачу! — сказала вдруг Согдай. — Давай! — Она выхватила у Ануя из рук красную нить и повязала ее себе на ногу — на бедро повыше колена. От этого люди вокруг зашумели, а она смело на всех поглядела и отъехала в сторону — гордая, независимая, красивая не нашей красой. Такой она и запомнилась мне: с красным шнурком на ноге, на рыжей, злой, длинноногой кобыле, с развевающимися по ветру черными косами. Такой шла она впереди всех на последнем круге ровной дороги, неистовая, как западный ветер, сама ветром ставшая. Хоть и соперницей была в тот день она мне, не могла я ею не восхищаться.

На скачках мне не досталось даже овцы. Три круга подряд была Учкту первой благодаря своим длинным и сильным ногам, а потом как будто бы стало ей неинтересно — Талай говорил, что такое бывает с хорошими лошадьми, кому дорога дается легко. Полукровки рвутся из жил, а чистокровные идут с ленцой, чуя свою силу.

Люди гудели, как улей. Никто поверить не мог, что первой пришла Согдай, иные кричали, что неверно это и Талай сам уступил ей место. Я видела их, стоящих в центре круга, но не могла приблизиться. Согдай гордо и весело на всех озиралась, раскрасневшаяся, а Талай спокойно улыбался. Он доволен был победой сестры, как если бы это была его собственная победа.

Мрачным было лицо Ануя, когда шел он в круг. Согдай радостно на него посмотрела, крикнула звонким голосом:

— Смотри, я пришла первой! Ты рад?

Он не ответил и не взглянул на нее. Подошел, встал рядом с Талаем. Я видела, как переменилась Согдай в лице: не осталось ни живости, ни радости.

Он же разглядел в толпе меня и сказал неожиданно громко, чтобы все слышали, хотя обращался к Талаю:

— Ошибся ты, конник, не ту деву вперед себя пустил. Царевна-то вон стоит, не попала даже в первую тройку. Что же делать теперь будешь? Не достанется тебе царской милости.

Люди примолкли и ко мне оборачиваться стали. Я ощутила, как вспыхнуло все лицо. Тут же шепот кругом пошел: люди из нашего стана соседям рассказывали, что всю весну Талай выезжал мою лошадь и учил меня, к скачкам готовя.

Талай ответить что-то Аную хотел, но я первая крикнула:

— Ты не победу потерял, Ануй, ты себя на дороге оставил! Что случилось с тобой? Дух зависти в тебя вселился.

— Говори, что хочешь, царевна, только нечестные это были скачки! — крикнул Ануй в приступе злобы.

Люди тут же все закричали. Кто за Ануя был, кто за Талая. Согдай стояла чуть не плача, Ануй что-то выкрикивал, продолжал людей разжигать, а Талай молчал — почему он молчал, отчего не сказал ни слова в свою защиту, не могла я понять. Мне казалось, что бело-синяя высь вот-вот обрушится на всех нас.

Все спас Санталай, тоже в толпе оказавшийся. Как мальчишка, вскарабкался он на дерево и крикнул так, что перекрыл все другие голоса. Мысль его единственно верной в тот миг была:

— Пусть судит царь!

И все подхватили: «Пусть судит царь! Царь пусть судит!» Люди волной накатили на холм, где отец награждал победителей игр, и, отхлынув, оставили Согдай, Талая и Ануя. Кто-то рассказал ему про спор, все зашумели, но отец удержал их:

— Бело-синий по-своему решает. Я не был там, но не вижу причин не верить людям, все видевшим. Если не верит вам Ануй, пусть скажет, какова причина.

— Талай хотел победы деве, — сказал тогда Ануй, — но не этой, а твоей дочери, царь. Все знали то, когда готовил он ее к скачкам. Но лошадь Ал-Аштары сбила шаг, и тогда он уступил сестре. Это нечестно, царь. Пусть Талай считается первым, но не Согдай.

И отец тогда сказал Аную:

— Я вижу, ты имеешь что-то в сердце против этой девы. Пусть вас судит бело-синий. Становитесь на ровную дорогу и идите три круга. Кто будет первым, тот прав.

И они втроем вернулись на ровную дорогу и скакали снова. Талай и Согдай пришли вместе. Лошадь Ануя споткнулась на третьем круге, не донеся его до конца, чуть не убился он. Так рассудил бело-синий, и отец оставил победу за Согдай.

Я не видела этого. Другая забота тяготила меня: Очи. Как хлынули люди к царю, оглянулась я и увидела к лесу летящего всадника. По масти ли лошади или по посадке узнала Очи, и все во мне обмерло: я поняла, что она сделала выбор и уходит.

Что случилось со мной в тот момент, не описать. Все сомнения мои и раздумья, могу ли я вмешиваться в жизнь своих дев, могу ли влиять на их выбор, — оставили меня тут же, и испытала я только боль, будто бы умирала моя сестра. Мне показалось, что даже вскрикнула я, но, может, и не было того. Не задумываясь, бросилась к Учкту и помчалась за Очи следом.