Каджар-ага[Избранные повести и рассказы]

— Спадет с травы-то!.. А ты уж и обрадовался!.. Что он, не такой же человек, как и ты? — сразу же пошли в атаку на Жуллы со всех сторон. Опять поднялся бестолковый крик.

— Да тише вы! — сказал Карлы. — Дайте послушать!

Все притихли.

— Гей, народ! Ге-е-ей!.. Завтра будут выборы старшины! Гей!.. Ни один мужчина не должен оставаться дома! Все должны собраться на площади посреди аула! Ге-е-ей!.. Не говорите потом, что слышали, но недослышали! Ге-е-ей!..

Карлы вспомнил о своей встрече с Кулманом на базаре и усмехнулся:

"Вот почему он был такой ласковый! А я-то думал… Нет, уж видно, верно говорили наши деды и прадеды: "Змея снаружи мягка, да внутри ядовита". Таким он уж и останется".

И он рассказал, как Кулман подъезжал к нему со своим фаэтоном и обещал дать железа. Все дружно засмеялись, в первый раз за весь этот вечер.

Наутро все мужчины аула, старые и малые, собрались на площади. Дул холодный, резкий ветер. Песок бил в лицо. Воздух над аулом помутнел, побурел от пыли. Народ сидел, лежал на площади, ежась от холода и прикрывая халатами лица от ветра, хлеставшего песком, и ворчал:

— Ну вот, так и будем сидеть опять двое суток!

— Конечно, разве он приедет в такую погоду! Поди спит еще в Ашхабаде…

Но ждать пришлось очень недолго. К удивлению всех, Ильяс-торе прискакал в аул, как только собрался народ. Бойко позванивая бубенцами, в сопровождении конных стражников, которых было значительно больше, чем в прошлом году, он въехал в ворота Кулмана, и не дольше чем через четверть часа стражники снова выехали из ворот, оцепили площадь, а следом за ними вышел веселый и даже сияющий Ильяс-торе вместе с таким же веселым Кулманом, за которым с победоносным видом шла пестрая толпа его родственников.

Есаул едва успел поставить стул, а писарь Молла Клыч смахнуть с него пыль полой халата, как Ильяс-торе сел на стул посреди площади, окинул взглядом народ, кольцом теснившийся вокруг него, и вдруг побагровел и закричал хриплым, срывающимся голосом:

— Его величество не терпит бунтовщиков и негодяев! А они есть, есть среди вас!.. Если бы не усердие старшины Кулмана, не знаю, что бы тут и было! Старшина Кулман раскрыл шайку преступников, замышлявших свергнуть с престола его величество! Честь ему и слава за это! Кулман пострадал от этих мерзавцев! Они сожгли его кяриз. Но возмездие, правосудие его величества восторжествовали. Этой ночью пойманы, схвачены и посажены в тюрьму эти негодяи Баба Солдат и Батыр!.. Старшина Кулман, подойди ко мне!

Кулман трусцой, переваливаясь с боку на бок, подбежал к Ильясу-торе. Тот вынул из кармана сверкнувшую на солнце медаль "За усердие", нацепил Кулману на грудь и, поздравляя с наградой, пожал ему руку.

Кулман низко поклонился несколько раз и, пятясь, примкнул к толпе, встал на свое прежнее место, гордо выпятив грудь.

— А ты, Кара-Буга!.. — грозно закричал Ильяс-торе, сердито повернувшись к бледному, хмурому Кара-Буга. — И ты, Бегхан, и ты, Чилли Бадак, и вы все — ротозеи!.. — обвел он грозным взглядом весь народ. — Вы чего смотрели? Не видели, что делалось у вас под носом? Не слышали, что говорили эти негодяи? Или вы заодно с ними?

Кара-Буга уныло повесил нос, уныло повесили носы и Бегхан и Чилли Бадак. Поняли, что они уже не соперники Кулману.

— Вас всех надо бы в тюрьму загнать за пособничество! — выпучив глаза и багровея все больше и больше, кричал Ильяс-торе, размахивая нагайкой. — И что это за сборища у вас в кузнице? Что это за сплетни там плетут? Кто вам позволил там собираться? Если я узнаю, что там опять собираются и чешут языки, я прикажу сжечь эту кузницу, сровнять ее с землей, а кузнеца — в кандалы и в Сибирь! Я справлюсь с вами!.. — яростно завопил он и махнул нагайкой в сторону стражников.

Он долго кричал, наконец прошелся взад-вперед возле стула, успокоился и сказал, словно отдал приказ:

— Предлагаю выбрать в старшины усердного слугу его величества Кулмана.

— Кулмана!.. — сразу же подхватили родственники старшины и вскинули в небо мохнатые шапки.

А народ молчал, ошеломленный тем, что Баба Солдат и Батыр сидят в тюрьме, что, того и гляди, посадят и Карлы, а ростовщик Кулман вдруг вознесся на такую высоту…

— Кара-Буга!.. — вдруг завопил один из приспешников соперника Кулмана, но Кара-Буга поспешно дернул его за рукав, и он закрыл свою громогласную пасть.

Выборы прошли с удивительной быстротой. Ильяс-торе подождал минут пять, не назовут ли других кандидатов, кроме Кулмана, но все угрюмо молчали, опустив глаза в землю, и он объявил, что старшиной единогласно избран Кулман.

Народ сразу же стал расходиться.

Карлы шел домой с Дурды и Мурадом. Он был сильно перепуган и молчал всю дорогу. И только у самой кибитки он вздохнул, боязливо оглянулся и тихо сказал:

— Ну вот, я вам говорил. А вы распускаете языки-то…

— Ничего, отец!.. Ничего с нами не сделают, — сдвинув брови, сказал Мурад таким тоном, как будто он был старше отца и знал что-то больше его.