— Мы сами не справимся с иранцами. Их вон ведь сколько! Надо послать гонца в крепость. Если один конь не доскачет, перехватят иранцы, другого пошлем, а там и третьего. А если, как говорится, три раза будет пусто, ничего не поделаешь, придется самим биться до конца. Там, где войска шаха, нет колодцев, поэтому они будут стараться как можно скорее разбить нас, начнут атаку за атакой, это-то и погубит их. Но вот беда — у нас мало свинца и пороху. Больше трех дней не продержимся. Надо послать гонца на хорошем коне.
У одного геоктепинца был конь Дордепель. Ему только что исполнилось четыре года, а про таких коней говорит народ: "Для коня после четырех лет нет таких переходов, которые он не мог бы преодолеть". Стали думать: кого послать на этом коне, кто может прорубить саблей дорогу коню и себе в кольце иранцев?
Молодежь закричала:
— Я! Я поеду!..
А хозяин Дордепеля сказал:
— Конь мой, и пусть на нем скачет мой младший сын. Если конь не погибнет, то и сын мой жив останется.
И он повязал на шею своему младшему четырнадцатилетнему сыну красный платок. А у мальчишки так и загорелись глаза. Он надвинул на лоб папаху, заткнул за кушак полы чекменя из верблюжьей шерсти и вскочил на Дордепеля. Отец его взял коня под уздцы, подвел к краю окопа. Дордепель поднял голову, оглянулся, посмотрел на нас большими, как два яблока, глазами, заржал, вроде как прощался с нами, и полетел вперед, в низину.
Иранцы все время наблюдали за нами с холмов, увидели Дордепеля и со всех сторон поскакали к нему наперерез. И откуда только ум такой взялся у этого Дордепеля? Он все понимал, как человек. Так ловко увертывался от иранцев, как будто играл с ними. То в одну сторону кинется, то в другую.
А хозяин коня от волнения рвет в руках шапку и то присядет, то вскочит. Еще бы! И сын любимый, и конь любимый! Заволнуешься.
И вдруг Дордепель нашел лазейку, рванулся вперед и, как сокол, пролетел между толпами конных иранцев и пропал из глаз, как сквозь землю провалился. Те, должно быть, рты поразинули и глазам своим не поверили. Но вот он далеко-далеко выскочил на холм с такой силой, что видно было, как у мальчишки на шее затрепетал красный платок, и опять скрылся из глаз.
— Ну, теперь уж никто его не догонит и никакая пуля его не возьмет! — легко вздохнув, сказал хозяин Дордепеля, сразу повеселел и надел рваную папаху на голову.
Он, видишь ли, для того и повязал сыну платок на шею, чтоб знать, насколько вынослив конь. Если платок затрепетал — значит, конь не растерял еще силы.
Ну, иранцы, конечно, повернули назад и затрусили мелкой рысцой.
Да, в те времена люди смело вверяли свою судьбу коню! Конь был верным другом и спасителем. Потому-то народ и говорил:
"Встань поутру, повидай своего отца, а потом своего скакуна!" Конь считался дороже жены и матери.
Ускакал Дордепель, и у всех у нас, у старых и у малых, зародилась надежда: ну, теперь наши головы спасены, хоть они и лежат под мечом палача! Даже Мулла Кути и тот повеселел, перестал выть, а до этого все не верил, ворчал:
— Да разве он прорвется сквозь эту гущу войск?
— Зембирек выстрелил!.. Не поднимайтесь! Бегите скорее вниз! — крикнул один из пожилых людей.
Кто куда кинулись с холма вниз, но снаряд зембирека, самого дальнобойного иранского оружия, не долетел до нас, упал на бархан и только пыль поднял.
Старики собрались в низине и стали совещаться, как лучше организовать оборону. Ведь надо было продержаться по крайней мере три дня. Не шутка!
Один сказал:
— В старину говорили: "В драке не совещаются". А если враг ворвался в нашу страну, надо бить его, кто чем может. Ведь мы не первый раз видим перед собой эти полчища шахских войск, не раз бились с ними, знаем их повадки. Они не очень-то храбры, дорожат своей жизнью, а мы за свои земли, за родину, за семьи не пожалеем свои головы и, как и раньше бывало, разобьем войска шаха. Как стемнеет, пойдем в атаку и не дадим нечистым спокойно спать.
Другой сказал:
— А дотемна иранцы, конечно, наведут на нас все свои пушки, зембиреки, ружья и поднимут большой шум. Они всегда так делают. Но у нас не заячьи сердца, не испугаемся, не бросимся бежать кто куда.
На этом совещании выбрали начальников конницы, стрелков, пеших. А самый старый старик поднял руку и благословил народ на битву:
— Пусть ваши сабли будут острыми, пули меткими! Юноша, проливший кровь за родину, ни о чем не должен сожалеть. Бейте врага, который напал на нас! В этом нет никакого греха.
После полудня Джапаркули-хан и в самом деле повернул на нас все пушки, все ружья и открыл такую пальбу! Тут я в первый раз в жизни услышал рев пушки… Но это бесполезный был шум. Снаряды с визгом летели на нас, их хорошо было видно, но они не долетали до коша. Иранцы с перерывами дали несколько залпов, а наши стрелки, прячась за барханы, обстреляли их наводчиков. Тем дело и кончилось.
Вечером стемнело, и вокруг аула во всем стане иранцев запылали костры, и видно было, как возле них ходили темные фигуры. Доносился шум, крик, разговоры.