Читаем Каджар-ага[Избранные повести и рассказы] полностью

— Вот этот… как же его зовут-то? Теперь такие названия дают коням, что и не запомнишь, а вспомнишь, так не выговоришь. Так старший брат этого коня участвовал в пробеге Ашхабад — Москва. Я тогда, во время этого пробега, и днем покоя не знал, и ночью спал как на горячих углях, все думал: "А ну как осрамятся наши кони?" Ведь до Москвы-то почти пять тысяч километров. Это не шутка! Машина и та не выдержит, сломается. А кони выдержали. И с конем, говорю тебе, ничто не может сравниться. И главное-то чудо не в том, что они до Кремля дошли и домой вернулись, а в том, что они наши, колхозные, а не ханские. Все самое лучшее нам отдали, крестьянам.

Когда мы подошли к последнему стойлу, Ниязмурад заглянул в него, вдруг нахмурился, повернул голову в сторону коридора и сердито закричал:

— Эй, сын мой! А ну, поди, поди-ка сюда!

На крик сейчас же прибежал один из подростков. Старик ткнул палкой в кучу навоза.

— Это что же такое? Разве можно таким коням стоять в навозе? Так-то вы за ними смотрите?

— Ниязмурад-ага, — хлопая глазами, начал оправдываться парень. — Это он сейчас только… Видишь, еще пар идет. А мы убирали.

И бросился в угол за метлой и совком. Старик смягчился и уже спокойно сказал:

— Все время смотреть надо… У тебя вон и совок и метла есть. А мы в старину из-под таких коней руками собирали навоз в подол рубахи… Ведь вот говорил я председателю колхоза: "Давай я буду смотреть, ухаживать за конями". А он все смеется: "Нет, Ниязмурад-ага, то, что ты можешь сейчас отдыхать в прохладной тени, для нас дороже всего. Ведь за это мы и боролись". Что с ним поделаешь? Он думает, что я совсем уж состарился.

Мы обошли все стойла, вышли из конюшни и сели в тени на ящик. Перед нами на приколе крутился превосходный конь, покрытый попоной из старой кошмы.

— Фу-ты! Ну и нарядили коня! — опять рассердился Ниязмурад. — Ты посмотри только! Ведь это конь всего нашего народа, колхозный конь, а его нарядили, как, бывало, я своего коня наряжал. Да я-то нищий был, а сейчас почему же? Неужто у вас не нашлось ничего получше для такого коня? — сердито крикнул он подростку, который стоял в воротах конюшни и улыбался. — Ведь это все равно что взять жену-красавицу и нарядить ее в лохмотья.

— Ниязмурад-ага, — сказал подросток, — у нас все есть — и новая попона, и новая сбруя. Когда выезжаем на нем, все новое надеваем, а дома-то и в старой сойдет. Экономить надо!

Ниязмурад покачал головой.

— Это все равно как в старину говорил сын одного богача: "О, у меня есть такие чарыки. Новые!.. На них и шерсть еще не вытерлась". — "А где же они?" — "Дома". Так и проходил он всю жизнь в рвани, а новые чарыки дома сгнили. Так и тут. Все чего-то жалеют!.. А ведь это наш лучший конь Улькер, наша надежда. Он родился и вырос в нашем колхозе. И еще ни один конь не мог его обогнать. А коней-то на скачки приводят чуть не со всей Туркмении, и из Мары, и из Ташауза, и даже из Казахстана. Казахи от нас взяли ахалтекинцев и тоже разводят теперь хороших коней. Говорят, в Геок-Тепе появился молодой конь Саяван, чуть ли не лучше Улькера. Не знаю, не видел. Да вот скоро скачки будут, посмотрим, чей конь лучше. А вы поили коней-то? — вдруг круто повернулся Ниязмурад к подростку, все еще стоявшему в воротах конюшни.

— А как же, поили и еще будем поить.

— А где же конюха-то?

— В поле поехали. Им сейчас тут нечего делать. Мы и одни справимся.

— Э! — только крякнул Ниязмурад и махнул рукой.

Через четверть часа мы пошли домой. Возле колхозного сада я простился с Ниязмурадом и зашагал на железнодорожную станцию, чтобы с вечерним поездом добраться до Ашхабада.

Вечер был тихий и теплый. Я шел среди полей по пыльной дороге и радовался, как тот счастливец, который пошел искать своего осла и нашел целое царство. Я ехал сюда, чтоб расспросить Ниязмурада про текинских коней, а он рассказал мне целую эпопею не только про коней, но и про суровую жизнь моего мужественного народа во времена, к счастью, давно уже минувшие.

Только теперь я понял, что такое конь для туркмена и почему так вдруг закипает во мне кровь, когда вижу перед собой скачущего красавца коня, быстрого, как сокол. Конь — это жизнь, история моего народа. Как же не закипеть крови?

8

В день Первого мая после дождя на рассвете дул мягкий влажный ветер. Под голубым весенним небом по всему Ашхабаду трепетали красные флаги, гремела музыка, и празднично одетый народ с цветами и песнями сплошным потоком шел на демонстрацию.

А после демонстрации весь народ повалил за город к ипподрому, на скачки. Когда я пришел туда, там уже шумело взволнованное море людей, переливавшееся на солнце всеми цветами радуги. Легковые, грузовые машины протяжно ревели и с трудом пробирались сквозь густую массу народа.

Никакой футбол не может сравниться со скачками. Я видел в Москве на стадионе во время футбольного состязания огромное скопище народу, но не видел в толпе почтенных стариков. Все больше молодежь. А в Ашхабад на скачки со всей округи собираются и старые и малые. Это наш народный праздник. Как же усидеть дома?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Лира Орфея
Лира Орфея

Робертсон Дэвис — крупнейший канадский писатель, мастер сюжетных хитросплетений и загадок, один из лучших рассказчиков англоязычной литературы. Он попадал в шорт-лист Букера, под конец жизни чуть было не получил Нобелевскую премию, но, даже навеки оставшись в числе кандидатов, завоевал статус мирового классика. Его ставшая началом «канадского прорыва» в мировой литературе «Дептфордская трилогия» («Пятый персонаж», «Мантикора», «Мир чудес») уже хорошо известна российскому читателю, а теперь настал черед и «Корнишской трилогии». Открыли ее «Мятежные ангелы», продолжил роман «Что в костях заложено» (дошедший до букеровского короткого списка), а завершает «Лира Орфея».Под руководством Артура Корниша и его прекрасной жены Марии Магдалины Феотоки Фонд Корниша решается на небывало амбициозный проект: завершить неоконченную оперу Э. Т. А. Гофмана «Артур Британский, или Великодушный рогоносец». Великая сила искусства — или заложенных в самом сюжете архетипов — такова, что жизнь Марии, Артура и всех причастных к проекту начинает подражать событиям оперы. А из чистилища за всем этим наблюдает сам Гофман, в свое время написавший: «Лира Орфея открывает двери подземного мира», и наблюдает отнюдь не с праздным интересом…

Геннадий Николаевич Скобликов , Робертсон Дэвис

Проза / Классическая проза / Советская классическая проза
Утренний свет
Утренний свет

В книгу Надежды Чертовой входят три повести о женщинах, написанные ею в разные годы: «Третья Клавдия», «Утренний свет», «Саргассово море».Действие повести «Третья Клавдия» происходит в годы Отечественной войны. Хроменькая телеграфистка Клавдия совсем не хочет, чтобы ее жалели, а судьбу ее считали «горькой». Она любит, хочет быть любимой, хочет бороться с врагом вместе с человеком, которого любит. И она уходит в партизаны.Героиня повести «Утренний свет» Вера потеряла на войне сына. Маленькая дочка, связанные с ней заботы помогают Вере обрести душевное равновесие, восстановить жизненные силы.Трагична судьба работницы Катерины Лавровой, чью душу пытались уловить в свои сети «утешители» из баптистской общины. Борьбе за Катерину, за ее возвращение к жизни посвящена повесть «Саргассово море».

Надежда Васильевна Чертова

Проза / Советская классическая проза
Тонкий профиль
Тонкий профиль

«Тонкий профиль» — повесть, родившаяся в результате многолетних наблюдений писателя за жизнью большого уральского завода. Герои книги — люди труда, славные представители наших трубопрокатчиков.Повесть остросюжетна. За конфликтом производственным стоит конфликт нравственный. Что правильнее — внести лишь небольшие изменения в технологию и за счет них добиться временных успехов или, преодолев трудности, реконструировать цехи и надолго выйти на рубеж передовых? Этот вопрос оказывается краеугольным для определения позиций героев повести. На нем проверяются их характеры, устремления, нравственные начала.Книга строго документальна в своей основе. Композиция повествования потребовала лишь некоторого хронологического смещения событий, а острые жизненные конфликты — замены нескольких фамилий на вымышленные.

Анатолий Михайлович Медников

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза