— Вот этот… как же его зовут-то? Теперь такие названия дают коням, что и не запомнишь, а вспомнишь, так не выговоришь. Так старший брат этого коня участвовал в пробеге Ашхабад — Москва. Я тогда, во время этого пробега, и днем покоя не знал, и ночью спал как на горячих углях, все думал: "А ну как осрамятся наши кони?" Ведь до Москвы-то почти пять тысяч километров. Это не шутка! Машина и та не выдержит, сломается. А кони выдержали. И с конем, говорю тебе, ничто не может сравниться. И главное-то чудо не в том, что они до Кремля дошли и домой вернулись, а в том, что они наши, колхозные, а не ханские. Все самое лучшее нам отдали, крестьянам.
Когда мы подошли к последнему стойлу, Ниязмурад заглянул в него, вдруг нахмурился, повернул голову в сторону коридора и сердито закричал:
— Эй, сын мой! А ну, поди, поди-ка сюда!
На крик сейчас же прибежал один из подростков. Старик ткнул палкой в кучу навоза.
— Это что же такое? Разве можно таким коням стоять в навозе? Так-то вы за ними смотрите?
— Ниязмурад-ага, — хлопая глазами, начал оправдываться парень. — Это он сейчас только… Видишь, еще пар идет. А мы убирали.
И бросился в угол за метлой и совком. Старик смягчился и уже спокойно сказал:
— Все время смотреть надо… У тебя вон и совок и метла есть. А мы в старину из-под таких коней руками собирали навоз в подол рубахи… Ведь вот говорил я председателю колхоза: "Давай я буду смотреть, ухаживать за конями". А он все смеется: "Нет, Ниязмурад-ага, то, что ты можешь сейчас отдыхать в прохладной тени, для нас дороже всего. Ведь за это мы и боролись". Что с ним поделаешь? Он думает, что я совсем уж состарился.
Мы обошли все стойла, вышли из конюшни и сели в тени на ящик. Перед нами на приколе крутился превосходный конь, покрытый попоной из старой кошмы.
— Фу-ты! Ну и нарядили коня! — опять рассердился Ниязмурад. — Ты посмотри только! Ведь это конь всего нашего народа, колхозный конь, а его нарядили, как, бывало, я своего коня наряжал. Да я-то нищий был, а сейчас почему же? Неужто у вас не нашлось ничего получше для такого коня? — сердито крикнул он подростку, который стоял в воротах конюшни и улыбался. — Ведь это все равно что взять жену-красавицу и нарядить ее в лохмотья.
— Ниязмурад-ага, — сказал подросток, — у нас все есть — и новая попона, и новая сбруя. Когда выезжаем на нем, все новое надеваем, а дома-то и в старой сойдет. Экономить надо!
Ниязмурад покачал головой.
— Это все равно как в старину говорил сын одного богача: "О, у меня есть такие чарыки. Новые!.. На них и шерсть еще не вытерлась". — "А где же они?" — "Дома". Так и проходил он всю жизнь в рвани, а новые чарыки дома сгнили. Так и тут. Все чего-то жалеют!.. А ведь это наш лучший конь Улькер, наша надежда. Он родился и вырос в нашем колхозе. И еще ни один конь не мог его обогнать. А коней-то на скачки приводят чуть не со всей Туркмении, и из Мары, и из Ташауза, и даже из Казахстана. Казахи от нас взяли ахалтекинцев и тоже разводят теперь хороших коней. Говорят, в Геок-Тепе появился молодой конь Саяван, чуть ли не лучше Улькера. Не знаю, не видел. Да вот скоро скачки будут, посмотрим, чей конь лучше. А вы поили коней-то? — вдруг круто повернулся Ниязмурад к подростку, все еще стоявшему в воротах конюшни.
— А как же, поили и еще будем поить.
— А где же конюха-то?
— В поле поехали. Им сейчас тут нечего делать. Мы и одни справимся.
— Э! — только крякнул Ниязмурад и махнул рукой.
Через четверть часа мы пошли домой. Возле колхозного сада я простился с Ниязмурадом и зашагал на железнодорожную станцию, чтобы с вечерним поездом добраться до Ашхабада.
Вечер был тихий и теплый. Я шел среди полей по пыльной дороге и радовался, как тот счастливец, который пошел искать своего осла и нашел целое царство. Я ехал сюда, чтоб расспросить Ниязмурада про текинских коней, а он рассказал мне целую эпопею не только про коней, но и про суровую жизнь моего мужественного народа во времена, к счастью, давно уже минувшие.
Только теперь я понял, что такое конь для туркмена и почему так вдруг закипает во мне кровь, когда вижу перед собой скачущего красавца коня, быстрого, как сокол. Конь — это жизнь, история моего народа. Как же не закипеть крови?
В день Первого мая после дождя на рассвете дул мягкий влажный ветер. Под голубым весенним небом по всему Ашхабаду трепетали красные флаги, гремела музыка, и празднично одетый народ с цветами и песнями сплошным потоком шел на демонстрацию.
А после демонстрации весь народ повалил за город к ипподрому, на скачки. Когда я пришел туда, там уже шумело взволнованное море людей, переливавшееся на солнце всеми цветами радуги. Легковые, грузовые машины протяжно ревели и с трудом пробирались сквозь густую массу народа.
Никакой футбол не может сравниться со скачками. Я видел в Москве на стадионе во время футбольного состязания огромное скопище народу, но не видел в толпе почтенных стариков. Все больше молодежь. А в Ашхабад на скачки со всей округи собираются и старые и малые. Это наш народный праздник. Как же усидеть дома?