Каджар-ага[Избранные повести и рассказы]

Я сначала не понял, что случилось, но посмотрел на коней и с изумлением увидел, что Саяван скачет впереди всех, а Улькер почему-то хромает, и уже все его обгоняют. Дикий рев, как ураган, пролетел по толпе зрителей. А тренер Улькера сорвал с себя шапку, с силой бросил на землю и жалко заморгал глазами.

— Что случилось? — вцепился я в плечо Ниязмурада.

— Э, ничего!.. Оступился… — сказал он и плотно сжал губы.

Саяван геоктепинцев получил первый приз, а Улькер пришел к палатке, хромая на одну ногу.

Колхозники-безмеинцы, старые и малые, окружили его и молча смотрели с сожалением, досадой и грустью. Один Ниязмурад стоял в стороне, опираясь на палку. Это молчание угнетало, давило. Ниязмурад не выдержал и сказал:

— Чего это вы опустили головы? Как на похоронах… Конь-то жив, не умер. И он еще покажет себя. На нынешнем празднике шесть ваших коней взяли призы, и вы радовались, бросали вверх шапки. А теперь носы повесили. Кому это надо?

— Ниязмурад, — сказал один из колхозников, — да ведь досадно же, всегда брал призы…

— Знаю, что брал… Поскачешь и обгонишь, а может, и нет. Всяко бывает!

— Это его сглазили, — сказал старый колхозник. — Иначе он не споткнулся бы на ровном месте.

Ниязмурад усмехнулся.

— Никто его не сглазил. Надо лучше за конями ухаживать. Вот и все! И как бы там ни было, а наш Улькер проиграл. И в этом надо сознаться. И не век же ему брать призы! Надо радоваться, что на смену ему растут новые хорошие кони вроде Саявана.

Народ уже разошелся с ипподрома, а безмеинцы все еще теснились вокруг Улькера и то сожалели о неудаче, то бранили тренера, то высказывали надежду, что Улькер еще покажет Саявану. Наконец председатель колхоза Махтум Каибов, который все время молча сидел и курил, встал и сказал:

— Ну, довольно этих разговоров! Ниязмурад-ага верно говорит. Надо лучше ухаживать за конями. В этом все дело. Поехали домой!

Все встали и пошли к машинам. У палатки остались одни конюхи и кони.

Я посадил Ниязмурада в легковую машину и обеими руками крепко пожал его руку, не подозревая, что это мое прощание с простодушным, честным стариком будет последним.

Ниязмурад ушел из жизни. Хорошо, что я записал то, что могло бы уйти вместе с ним безвозвратно, — его рассказ о конях, о жизни нашего народа, о времени, давно отшумевшем. Все, что связано с народом, всегда драгоценно.

РАССКАЗЫ

Возвращение Сахи

1

Это было весной 1932 года в одном из аулов на берегу Амударьи.

Сапа, председатель колхоза "Коммуна", и бригадир Черкез возвращались вечером с поля. Молча, думая каждый о своем, они вошли в аул. Тяжелые сизые тучи уже закрыли большое багровое солнце и быстро заволакивали небо. Над аулом со звонким щебетом стремительно носились ласточки, во дворах беззаботно резвились ребятишки, а на карагачах и тутовых деревьях тревожно шелестела листва.

Неподалеку от правления колхоза Сапа и Черкез еще издали увидели рослого широкоплечего человека лет двадцати пяти в сером костюме и серой кепке. Он стоял возле двери правления и, запрокинув голову, смотрел на ласточек, на молнию, вспыхивающую далеко, где-то в косматых тучах.

— Кто-то приехал, — сказал Черкез.

— Ба, кто-то приехал, — сказал и Сапа, напряженно всматриваясь в приезжего человека.

А тот, услышав их шаги, повернулся к ним, замахал рукой, радостно крикнул: "Сапа! Черкез!" — и быстро пошел навстречу.

— Меред! — в один голос закричали Сапа и Черкез. — Какая дорога привела тебя к нам?..

Сапа, Черкез и Меред были большими друзьями. Они вместе росли, вместе учились в сельской школе, вместе батрачили у баев. А потом Меред уехал в Ашхабад и не был в ауле почти шесть лет. В Ашхабаде он окончил высшее учебное заведение, стал агрономом и вот приехал в колхоз в командировку.

Друзья обнялись, потом пытливо и радостно посмотрели друг на друга.

— Вот какой ты стал! — сказал Сапа. — А ведь мы тебя не узнали. Надолго к нам?

— Нет, ненадолго. Я, видишь ли, вот по какому делу…

— О делах потом, — перебил его Сапа. — Завтра поговорим. А сейчас идемте ко мне. Вспомним старину. Я рад, очень рад, что ты приехал!

И они втроем пошли по улице мимо старух и ребятишек, застывших на месте и посматривавших на них с любопытством.

— Как вырос аул! — сказал Меред. — Я не был здесь всего шесть лет, а как все изменилось!

— Да, — сказал Сапа, — после коллективизации народ повеселел, ожил. Строит себе новые дома, сады сажает. Я и то себе большой, хороший дом построил. Вот увидишь сейчас.

Налетел порывистый ветер, захлопал воротами, завыл в карагачах и сразу окутал аул пылью, как дымом.

Где-то недалеко за аулом молния золотым зигзагом с сухим треском ударила в землю. Гром, как пустая гигантская бочка, гулко покатился вдаль. Начал накрапывать крупный дождь.

— Ну, опять захлюпало, — проворчал Сапа, недовольно посматривая на небо. — Льет и льет, не дает передышки.

— Да пусть льет! — весело сказал Черкез. — Чего ты боишься? Ничего плохого не будет.