Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота

Приехал я сюда в субботу вечером больной, а в довершение неприятностей полковник Экеспарре пишет мне, что ни приказа о телеграфах, ни денег на них не получил, а потому вынужден был прервать работу уже наполовину начатую над двумя первыми. Не знаю, с чем это связано, но с большой печалью вижу, как идеи, Вами одобренные и без сомнения могущие Вам пользу принести, в жизнь не воплощаются. Так же случилось с ружейными пулями эллиптическими: Вы их одобрили, даже сами за них назначили изобретателю огромное вознаграждение в 50 000 рублей, и несмотря на все это они изготовлены не были. Не упрекайте меня за то, что я телеграфы представил слишком поздно. Вот уже два с половиной года я с этой идеей не расстаюсь, и когда бы три месяца моего пребывания в Петербурге были употреблены с пользой, получила бы уже армия свой корпус телеграфический. Последние недели выбивался из сил, чтобы их изготовление устроить, которое бы Вам всего в 15 000 рублей обошлось, и вот из-за забывчивости мои труды и заботы, мое расшатанное здоровье и, что гораздо важнее, Ваша воля – все напрасно. Лучше бы мне было в опытах потерпеть неудачу.

Не знаю также ничего о судьбе новой картечи. Если испытания удались, благоволите, молю Вас, где бы Вы ни были, в Петербурге или в армии, ибо не знаю, где это письмо Вас застанет, приказать, чтобы изготовили их скорее, немедленно, безотлагательно. Знаете сами, как это важно.

Не упрекайте меня в нетерпеливости из-за стиля этого письма. Пишу так, потому что дело идет о Вашем благополучии. О, если бы Небеса хоть пятью такими нетерпеливыми Вас окружили! Все Ваши приказания были бы исполнены.

Сохраните привязанность к Вашему ворчливому философу. Сердце его в этом нуждается, да и Ваше тоже. – Рассчитываю на Ваше обещание, если <будете несчастны> неудачи наступят[617]. Прощайте, мой Возлюбленный, дражайший мой Александр! —

Решительность, твердость, упорство. —

194. Г. Ф. Паррот – Александру I

[Дерпт, начало апреля 1812 г.][618]

Не знаю, Возлюбленный, застанет ли Вас это письмо в Петербурге, но отправляю его в надежде, что оно за Вами последует.

Опыты с новой картечью не удались; очень это меня огорчает. Быть может, для искомого результата надо жестянку изменить[619]; но время опытов прошло, теперь время действовать; надобно уметь с излюбленными идеями проститься.

Просили Вы меня назвать Вам со всей откровенностью награду, какую хотел бы я от Вас за телеграфы получить. Позвольте мне попросить передать Барклаю, о чем мы договорились с Вами на этот счет; есть у меня основания думать, что, коль скоро Вы решили с этим делом без него покончить, считает он, будто я получил вознаграждение куда большее, чем он бы справедливым полагал. Я желаю уважение этого человека заслужить. Мало в Вашей службе таких, как он. – Надеюсь, что сколь скоро Вы с Экеспарре увиделись, то не преминули дать ему точные приказания касательно телеграфического корпуса. Не упустил я ничего из возможного, чтобы его создать.

Долг мой велит мне Вам замолвить слово о Беке[620]. Голос публики в Петербурге и в нашей губернии его невиновным объявляет. Сказал я Вам, что, исходя из всего, что мне о нем известно, считаю его абсолютно неспособным к предательству. Но на него давно уже ополчились, потому что в суждениях о некоторых особах он чересчур откровенен и потому что Вам напрямую передал бумаги, которые должны были прежде через другие руки пройти и к Вам не попасть[621].

Сказали Вы мне, что Вам давно уже представили доказательства, против него говорящие, и уже одно это бы в меня сомнение вселило, даже если бы других причин сомневаться не имел. Знаю в точности, что он ничего не нажил; напротив, небольшое состояние, которое ему жена принесла, все растаяло, хотя видел я своими глазами, что живет он очень скромно. Молодой граф Сиверс на место Бека назначен был сразу после его ареста, задолго до предоставления доказательств; следственно, хотели избавиться от Бека, от неудобного сего человека, который трудится поистине днем и ночью, но о начальниках своего департамента отзывается нелестно. Я его за разговоры осуждаю; но согласитесь, что дела этого департамента велись из рук вон плохо. – Когда бы это письмо в другие руки попало, меня бы судьба Бека постигла и не преминули бы доказать, что я изменник, коль скоро баварскому посланнику визиты наносил. Но я Вас люблю и обязан Вам правду говорить. —

Прощайте, мой Возлюбленный! Повторяю старый мой припев: если наступят неудачи, призовите к себе Вашего Паррота. —

195. Г. Ф. Паррот – Александру I

[Дерпт], 26 мая 1812 г.