Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота

Эти первые дни не могут мне принадлежать. Должны Вы их посвятить отдохновению, любви семейства Вашего, восторгу Вашего народа. Строки мои будут Вам вручены лишь спустя три дня после Вашего возвращения.

Итак, имел я основания Вас любить так, как люблю, со всей силой чувства, которую Вы порой понять не могли. – Имел я основания Вас своим героем называть. Европа меня оправдала. – Поймите, как я счастлив. Разделите мое счастье, и да прибавит эта мысль еще толику к общей массе Вашего блаженства! Смею на это надеяться, ибо я неподкупен, даже в отношении Вас.

Бросьте взгляд на наши сношения от их начала до настоящего времени. Увидите, что я никогда не менялся. Да и Вы также не изменились, хотя полагали порой противное, и именно это вдохновляет меня представить Вам картину моих чувств. Успехи не могли Вас изменить, они Вашу душу способны лишь возвысить. Да, найду я моего Александра таким же, каким увидел его <в то страшное время> в последний раз, когда готовился он к этой страшной войне, от которой его существование зависело и существование его народа.

Успехи Ваши избавили меня от обязанности, Вами на меня возложенной, – поведать о Вас потомству, раскрыть ему глаза на характер, какого история не видела[627]. Но сердце мое этой обязанности с меня не снимает, и картина, какую я потомству представлю, не затеряется среди тех, что напишут историки, которые в Вас увидят только героя Европы. Они вам восхищение людское подарят, а я – привязанность всех душ чувствительных.

Вы не захотели, чтобы я бок о бок с Вами сражался. Краснею, признаюсь, при мысли о причине такой несправедливости; хотели Вы меня сохранить живым, как если б можно назвать жизнью существование бездеятельное. Я все эти два года очень страдал, потому что чувство это меня принижало в собственных глазах. Посылаю Вам несколько слов, которые я <о Вас> произнес публично и даже напечатал; посылаю, чтобы доказать, что несправедливость Ваша мое чувство не ослабит[628]. Не смог я, по правде сказать, выразить это чувство в полной мере; одно лишь потомство его узнает; и вот почему слог мой куда слабее, чем мог бы быть. Когда о Вас говорю, я в выражениях стеснен, потому что сдерживаться должен.

Даже сейчас, когда с Вами одним говорю, тоже сдерживаю себя, противна мне мысль о том, чтобы Вам свою персону навязывать после столь долгого отсутствия. Приеду в Петербург, когда сочту, что Вы меня увидеть сможете. Тогда сердце мое будет биться в унисон с Вашим, как оно всегда билось. Ваше выражение лица определит мое. Вы из моей души увидите только то, что увидеть захотите.

Когда в Петербурге окажусь, вынужден буду с Вами о делах говорить. Многое произошло за время Вашего отсутствия[629]. Покамест умоляю Вас никаких решений по департаменту народного просвещения не принимать, пока я Вас не извещу о том, что видел.

Вы счастливейший из государей. Вы по отношению к Вашей нации и к Европе сейчас то же положение занимаете, в каком был Бонапарт, когда императором стал, – повелеваете общественным мнением и распоряжаетесь огромными средствами. Употребите все это во имя счастья человечества. Мне больше у Провидения нечего просить; могу его только благодарить. Оно все мои надежды осуществило. – О мой Александр!

Ваш Паррот

197. Г. Ф. Паррот – Александру I

Санкт-Петербург, 16 августа 1814 г.

Я в Петербурге. Всего несколько улиц меня от моего дражайшего Императора отделяют. – Всего несколько улиц? Эта мысль меня счастливым делает, наполняет мою душу и ее возвышает. – Уделите мне вскоре несколько мгновений; хочу прочесть в Ваших глазах то, что мне сердце твердит постоянно: Он тебя любит по-прежнему[630].

Ваш Паррот

198. Г. Ф. Паррот – Александру I

[Санкт-Петербург], 4 января 1816 г.

Государь,

Вот уже три недели я в ожидании мучаюсь[631]. Молю, благоволите <мне сообщить в двух словах> мне сказать так коротко, как Вам будет угодно, есть ли какая-нибудь надежда на то, что я здесь время и скромные мои средства трачу не напрасно. Сочтете ли Вы несправедливой эту скромную просьбу

Вашего Паррота.

199. Г. Ф. Паррот – Александру I

[Санкт-Петербург], 17 января 1816 г.

Государь!

Денежные средства, которые мог я принести в жертву надежде исполнить долг, драгоценный для моего сердца, подходят к концу, а между тем так и не имел я случая узнать, вправе ли я еще эту надежду питать. Поверьте, Государь, нелегко мне Вам о денежных средствах говорить. Но вынуждает меня к тому насущная необходимость. Благоволите мне написать несколько слов, которые меня о Вашей воле известят, дабы, если она с моими желаниями не совпадает, прекратил я без пользы продолжать мое здесь пребывание в ущерб своему семейству.

Ваш Паррот