Я Вашему Величеству уже сказал: не стану делать секрета из того, что глупцы называют падением (невозможно упасть тому, кто вовсе и не поднимался – в том смысле, как они себе это представляют). Обреку себя оскорблениям и гонениям, какие они на меня вовсю обрушат, исходя из своих правил (Вашему Величеству известно, почему), и которые уже начались. <Укроюсь плащом собственной совести и чувства порядочности, которое меня заставляет презреть возможность притворяться, будто я по-прежнему сохраняю доверие, каким больше не обладаю.> Обреку себя всему этому, убежденный, что Ваше Величество не могут меня даже при желании от гонений избавить, хотя бы Ему этого и захотелось, а искомое воздаяние найду в голосе собственной совести и нежной дружбе почтенных людей, которые мне верны останутся.
Государь! Если когда-нибудь случай вторично сведет Ваше Величество с существом чувствительным, которое, привлеченное благородством Вашей души, пожелает полностью предаться Вам, заклинаю Вас именем Божества, которое Вы почитаете, как и я, оттолкните его немедля. Да будет Вам довольно одной жертвы чувства!
Таковы последние звуки голоса, который одиннадцать лет отзывался в душе Вашего Величества. Быть может, должен был я их иначе произнесть и печаль мою скрыть. Но хочу остаться верным самому себе; притворяться никогда не научусь.
Честь имею оставаться с глубочайшей покорностью
Вашего Императорского Величества
смиреннейший, послушнейший и всепокорнейший слуга
Паррот.
203. Г. Ф. Паррот – Александру I
Государь!
Старейший из профессоров дерптских дерзает смиренно приблизиться к престолу Вашего Императорского Величества с запиской в руках. Законы империи это всякому подданному позволяют, а чрезвычайные обстоятельства требуют мер экстраординарных.
Полагаю своим священным долгом привлечь в настоящий момент внимание Вашего Императорского Величества к червю, точащему изнутри Дерптский университет, коего являетесь Вы августейшим и дражайшим основателем. Если, однако же, сия записка будет иметь несчастье не понравиться Вашему Императорскому Величеству, если любовь моя к добру, если усердие мое меня ввели в заблуждение, благоволите, Государь, поверить, что виноват в том один лишь автор; Университет о моем поступке не знает, хотя успеху моему будет рукоплескать.
Граф Ливен этой записки не читал. Но я дерзаю просить Ваше Императорское Величество благоволить о ней сообщить ему и только ему одному, по причинам, которые понять нетрудно.
Молю Небо со всем пылом, на какой я способен, чтобы позволило оно Вам возвратиться целым и невредимым в Отечество[634]
, где обрели бы Вы как можно больше источников удовлетворения и счастья. Это желание искреннее и глубоко прочувствованное того, кто себя именует со всей правдивостью, чистотой и самой абсолютной преданностью,Государь,
Вашего Императорского Величества
всепокорнейший и послушнейший слуга и подданный
Паррот.
Приложение
[
Дерптский университет с самого своего рождения и постоянно во все последующие годы осыпан был бесценными милостями августейшего его основателя. Злополучные времена оказали на этот институт влияние пагубное, но Император недавно эти ошибки исправил с добротой и щедростью, Ему одному присущими[635]
. Наконец он даровал Университету графа Ливена, попечителя в самом благородном смысле этого слова, человека чистого, который в самом деле тот, кем кажется, ревностный друг наук и добродетели, гонитель безнравственности и беспорядков. Теми же прерогативами гордятся и училища Дерптского округа.А между тем два этих важных института страдают от червя, который тайно точит их изнутри, поглощает самые благородные их силы, хотя внешне сохраняют они видимость здоровья и мощи.
Сей скрытый червь, сия внутренняя немощь – это
, доведенное до немыслимых крайностей, которое умножает до бесконечности количество дел и нечувствительно превращает ученое сообщество в канцелярию.Дерптский университет есть учреждение, которое в миниатюре содержит в себе почти все области управления, какие есть в большом государстве: расправу и суд по гражданским делам над всеми своими членами, надзор за благочинием студентов, заведование финансами, внутреннее управление, сношения с прочими правительственными учреждениями, цензуру книг и, наконец, руководство училищами, которое само в себе почти все эти области управления содержит. Наконец, первая обязанность профессоров в том состоит, чтобы вести свои занятия, готовиться к ним, изучать новейшую литературу каждый по своей научной части, а вдобавок умножать славу Университета и собственными сочинениями расширять пределы науки.