Читаем Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота полностью

Il est vrai que l’ayant si mal défendu en présence de V. M. j’ai en quelque sorte perdu le droit de l’exprimer. Mais daignez Vous souvenir, Sire, que mon défaut de logique d’alors ne doit pas m’être importé, et que le seul moyen de rétablir l’équilibre dans la force des raisons est que Vous veuillez bien plaider Vous-même ma cause. Quelque importance que j’accorde à son succès, j’en attends la décision avec une sérénité qui me fait sentir d’une manière nouvelle le bonheur de Vous avoir voué tout mon être.

Puisse cette assurance Vous causer une partie des délices qu’elle me cause!

Parrot

9. G. F. Parrot à Alexandre IER

[Saint-Pétersbourg, vers le 20 novembre 1802]


Sire,

Jusqu’à présent j’étais le débiteur de l’Université de Dorpat pour le bonheur inexprimable d’être connu de Votre Majesté impériale. Aujourd’hui je m’acquitte envers elle; je m’expose à perdre ce dont j’espérais les plus douces jouissances pour le reste de mes jours, en osant parler encore pour quelques-uns des points, que Votre Majesté impériale veut modifier dans l’acte de fondation de l’Université de Dorpat1.

Sire, tout intéressé que je paraisse dans cette cause, aurais-je pu ne pas sentir dans les remarques de Votre Majesté le principe de justice, que Vous m’avez dévoilé, que j’honorerais dans un particulier, et qui en Vous, Monarque de la Russie, m’arrache les hommages les plus purs? Oui, je le reconnais et le sens; mais je sens en même temps, que nous souffririons, injustement, de quelques-unes des applications que Votre Majesté veut en faire.

D’abord, Sire, Vous ne voulez pas paraître être le fondateur de notre Université. J’en conçois la raison; mais c’est par cette raison même que je réitère notre prière. La gloire de Sa Majesté l’Empereur défunt est intéressée à ce que l’état présent de notre Université ne soit regardé que comme provisoire2. Ses vues étaient certainement bonnes; mais il a eu le malheur d’être méconnu à cet égard. On crut que le seul moyen d’obtenir quelque chose était de demander peu, et l’établissement entier devint mesquin à tous égards, indigne, par conséquent, d’un grand Prince. Ainsi, Sire, en déclarant que notre état présent n’était pour ainsi dire qu’un essai, en Vous déclarant notre vrai fondateur, Vous apprenez à l’Europe que Votre auguste prédécesseur ne regardait Lui-même pas son ouvrage comme achevé. Oserais-je ajouter à ces raisons l’expression de vœu ardent de chacun de nos Professeurs? Sire! nous avons déjà apporté un grand sacrifice à la délicatesse des circonstances en ne priant pas Votre Majesté de nous donner Votre nom auguste, grâce, que tout Monarque accorde d’ailleurs à l’Université qu’il fonde.

Permettez, Sire, que je joigne, sous le même point de vue, le refus de Votre Majesté d’être notre Protecteur et Chef Suprême[701] à la remarque sur le rang du recteur, quelque différents que soient ces deux objets. Ils ont cela de commun qu’ils regardent l’un et l’autre l’honneur de l’université.

Ce refus de porter le titre de notre Protecteur est sûrement un sacrifice que Votre Cœur bienfaisant apporte à Votre raison, qui ne veut pas se départir du principe de l’égalité des droits qu’ont tous Vos sujets à Votre personne sacrée. Mais ce titre ne donne pas des droits particuliers. Il n’a d’autre effet que de nous honorer, et sous ce vrai point de vue il n’est ni un privilège injuste ni un reste de coutumes barbares3. C’est une preuve simple et authentique que Votre Majesté veut qu’on respecte les lettres. Et, Sire, cette déclaration serait-elle inutile de nos jours et surtout aux yeux de Vos sujets? La littérature a-t-elle acquis le degré nécessaire de considération? —

Les souffrances de nos professeurs déposent contre la génération présente, et nous ne pourrons pas former les générations futures sans un degré proportionné de considération. Je puis le dire sans craindre d’être accusé de partialité: le corps de nos professeurs mérite à tous égards une estime marquée. Il se distingue par des vertus inconnues aux universités étrangères, et ces vertus n’ont cependant pu vaincre le préjugé: preuve qu’il faut les soutenir par des distinctions extérieures.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

1993. Расстрел «Белого дома»
1993. Расстрел «Белого дома»

Исполнилось 15 лет одной из самых страшных трагедий в новейшей истории России. 15 лет назад был расстрелян «Белый дом»…За минувшие годы о кровавом октябре 1993-го написаны целые библиотеки. Жаркие споры об истоках и причинах трагедии не стихают до сих пор. До сих пор сводят счеты люди, стоявшие по разные стороны баррикад, — те, кто защищал «Белый дом», и те, кто его расстреливал. Вспоминают, проклинают, оправдываются, лукавят, говорят об одном, намеренно умалчивают о другом… В этой разноголосице взаимоисключающих оценок и мнений тонут главные вопросы: на чьей стороне была тогда правда? кто поставил Россию на грань новой гражданской войны? считать ли октябрьские события «коммуно-фашистским мятежом», стихийным народным восстанием или заранее спланированной провокацией? можно ли было избежать кровопролития?Эта книга — ПЕРВОЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ трагедии 1993 года. Изучив все доступные материалы, перепроверив показания участников и очевидцев, автор не только подробно, по часам и минутам, восстанавливает ход событий, но и дает глубокий анализ причин трагедии, вскрывает тайные пружины роковых решений и приходит к сенсационным выводам…

Александр Владимирович Островский

Публицистика / История / Образование и наука
Призвание варягов
Призвание варягов

Лидия Грот – кандидат исторических наук. Окончила восточный факультет ЛГУ, с 1981 года работала научным сотрудником Института Востоковедения АН СССР. С начала 90-х годов проживает в Швеции. Лидия Павловна широко известна своими трудами по начальному периоду истории Руси. В ее работах есть то, чего столь часто не хватает современным историкам: прекрасный стиль, интересные мысли и остроумные выводы. Активный критик норманнской теории происхождения русской государственности. Последние ее публикации серьёзно подрывают норманнистские позиции и научный авторитет многих статусных лиц в официальной среде, что приводит к ожесточенной дискуссии вокруг сделанных ею выводов и яростным, отнюдь не академическим нападкам на историка-патриота.Книга также издавалась под названием «Призвание варягов. Норманны, которых не было».

Лидия Грот , Лидия Павловна Грот

Публицистика / История / Образование и наука