Их коллеги из художественной сферы – это ремесленники, получающие образование примерно тем же путем. В прошлом ткачи, мастера по меди, шатрам и перламутру, гончары и художники составляли важный слой общества. Как и строители, эти мастера передавали свои навыки подмастерьям, создавая тем самым замкнутую систему, которая гарантировала качество и контроль над информацией. Есть профессии, на которые рыночный спрос высок; тем временем ремесленники встречаются все реже: они неспособны получать достаточную прибыль, их продукция не может конкурировать с дешевым импортным товаром, и такие мастера и их искусство стремительно исчезают. Время от времени появлялись какие-то группы или инициативы, цель которых была – попытаться спасти эти профессии путем открытия новых магазинов и мастерских в посещаемых туристами местах, – но изменить общую тенденцию ни одна из них не смогла.
Отдел «Искусство и дизайн» я любила еще и за то, что здесь мне было проще всего утереть нос Хинд. За одну мою дорогую, красиво изданную книгу по искусству мы получали столько же, сколько за два десятка ее арабских книг. Мы с Хинд, как я уже говорила, вели на своих полках своеобразную конкурентную борьбу. Вся окружающая нас культура буквально вращалась вокруг этого неравенства арабского и английского, которое подчас выглядело просто пугающе. Местные консультанты продавали иностранные книги, цена которых была порой больше их скромных зарплат. Вскоре я начала замечать эту асимметрию буквально во всем. Даже египетские деньги воплощали этот конфликт между Востоком и Западом. С одной стороны – номинал, указанный по-английски, и изображения Хафры, создателя второй по величине пирамиды в Гизе; Рамзеса II на его боевой колеснице; храма бога Хора в Идфу и погребальной маски Тутанхамона. На другой, египетской, стороне – арабские буквы и цифры соседствуют с изображением мечетей: ар-Рифаи, где похоронен шах Ирана; Мухаммада Али; Ибн Тулуна и султана Хасана. Эта «местная» сторона представляет нашу культуру в урезанном виде: неисламский и неарабский Египет остается за кадром.
Хотя мой персонал и я сама проживали в одном и том же городе, наши Каиры были совсем непохожи друг на друга. Переход от сельского к городскому образу жизни во второй половине XX века был слишком стремительным, и Каир не успел научиться заботиться о своих жителях. Города представлялись как место, где имеются благоприятные возможности и государственная поддержка, и люди хлынули в них огромным нескончаемым потоком – однако там их ждала зияющая пропасть между классами и сообществами, которая с годами становилась все шире. Нас повсюду окружали завлекательные картинки. На щитах по сторонам от египетских шоссе рекламировались и бетонные коробки, напоминающие обувные, и шикарные, помпезные дворцы. Эти две параллельные реальности соседствовали друг с другом. В