Другой альтернативой могла стать экономическая война, для которой Германия была плохо подготовлена и неудачно расположена. Британцы считали контрабандой все грузы, предназначенные для Германии, а не только военные, постоянно предупреждали нейтральные страны, чтобы они не позволяли использовать себя в качестве каналов снабжения. Результаты этой политики постепенно накапливались, и близилось время, когда, если блокада не будет прорвана, народ Германии лишится продовольствия, а пушки – снарядов. Британия, возможно, даже больше зависела от импорта, чем Германия, но немецкие надводные корабли не сумели перерезать ее пути снабжения. В декабре 1914 года Вильгельм согласился, чтобы его корабли использовали для быстрых рейдов на прибрежные города. Но месяцем позже один такой рейд столкнулся с британскими крейсерами в Доггер-банке. В последовавшем сражении немцы нанесли немалый ущерб противнику, но один тяжелый крейсер был потоплен, и более тяжелых потерь удалось избежать только благодаря тактическим ошибкам британцев. Вильгельм так перепугался, что решил больше не рисковать крупными кораблями. И немцы сосредоточились на том, что британский адмирал назвал «тайной, нечестной и чертовски неанглийской» практикой, – подводной войне.
Тирпиц презирал субмарины, и в результате в начале войны в Германии их было только 29. Даже через восемнадцать месяцев цифра едва достигла 54, из которых только треть могли одновременно выйти в море. Более того, подводные лодки были чрезвычайно уязвимы, когда всплывали на поверхность. 4 февраля германское правительство объявило, что любое торговое судно, обнаруженное у британских берегов, будет потоплено. Относительно спасения экипажей никаких гарантий не давалось. А 15 февраля Вильгельм спросил адмирала Бахмана, нового начальника военно-морского штаба, может ли он обещать, что неограниченная подводная война такого рода заставит англичан сдаться в течение шести недель. Бахман, как и его шеф Тирпиц, верил, что невозможные вопросы заслуживают безответственных ответов, и дал заверения, которых от него ждали. Но только на самом деле немецкие силы в то время были недостаточными, чтобы сделать подводную кампанию эффективной. Время шло, и единственным очевидным результатом новой политики стали участившиеся протесты нейтралов, особенно американцев, корабли и граждане которых исчезали. Никакие слова немцев не могли убедить американцев, что подводная война – справедливая реакция на британскую блокаду. Перед немцами стал маячить нелегкий выбор: риск проиграть войну из-за невозможности довести до конца подводную блокаду Британии или сделать эту войну по-настоящему эффективной, рискуя спровоцировать вмешательство американцев, и тогда проиграть войну. Какое-то время Бетман предпочитал первый вариант и заручился согласием кайзера на приказ запретить командирам подводных лодок торпедировать крупные суда. Когда же этого оказалось недостаточно, последовал новый приказ, по сути приостановивший всю кампанию. Тирпиц подал в отставку, и, хотя Вильгельм его не отпустил, Бахман был заменен адмиралом фон Хольцендорфом, который лучше чувствовал политические реалии и был ближе по духу своему хозяину. Спустя шесть месяцев моряки потребовали возобновления кампании. Вильгельм уклонился от прямого ответа, после чего Тирпиц наотрез отказался оставаться с ним.
Только оказалось, что отказаться от подводной кампании – это одно, а найти альтернативный способ сокрушить британскую блокаду – совершенно другое. Вильгельм уже обнаружил, что его приказ, удерживавший надводные корабли на базах, не выполняется. Бахман отрицал, что получил такие инструкции.
«При этом кайзер одарил меня долгим, совершенно неописуемым взглядом. Я почувствовал, что должен или вспылить, или поступить по-своему. Внезапно выражение лица его величества изменилось, и он с добрым смехом сказал: „Ладно, если в Северном море не опасно, пусть флот там действует, но только с соблюдением всех мер предосторожности, конечно“».