Прочитав вторую американскую ноту, Вильгельм сразу понял, что она означает. «Лицемер Вильсон наконец сбросил маску. Его цель – свалить мой дом, уничтожить монархию». Дона возмущалась «наглостью заморского выскочки, который посмел унизить монарший дом с вековой историей служения народу и стране». Кайзер заявил баварскому послу, что знал многих людей, желавших его ухода, но «потомок Фридриха Великого не отречется». Он с презрением говорил о царе, который с готовностью отказался от трона. И хотя все больше и больше ответственных людей в Германии приходили к выводу, что отречение неизбежно, группы людей, делавших его неизбежным, все еще отказывались его рассматривать. Консервативная газета написала, что союзникам, скорее всего, не чужды глубины предательства, если они ожидают, что народ «покинет династию, которая была творцом его величия на протяжении всей долгой и славной истории». Многие утверждали, что, если кайзер уйдет, армия развалится. Людендорф к этому времени успокоился, перестал бояться внезапной катастрофы и заговорил о возобновлении наступления весной. Истинная сущность того, что он принес своему монарху и своей армии, начала доходить до него, и он в ужасе отшатнулся от перспективы капитуляции. Третья американская нота подвигла Верховное командование на отрицание того факта, что оно когда-либо вело речь о немедленном перемирии, хотя предусмотрительный Макс Баденский зафиксировал это требование на бумаге. Недовольное этой доказуемой неправдой, Верховное командование разослало всем армейским командирам телеграмму, описывающую предлагаемые условия как «неприемлемые для нас, солдат» и предписывающую «сопротивляться всеми имеющимися средствами». До того, как телеграмму удалось перехватить, один из независимых социалистов, который случайно оказался телеграфистом, сумел переправить ее своим лидерам в Берлине.
Конституционный закон, передающий вооруженные силы под командование министрам, как раз обсуждался в рейхстаге, так что действо Верховного командования стало открытым вызовом новой системе и тем самым поводом, который, если попытаться его замять, убедит союзников, что новое правительство не обладает реальной властью, на которую претендует. Принц Макс отправился прямо к кайзеру и сообщил ему, что, если Людендорф не будет уволен, весь кабинет подаст в отставку. Оружие, которое Верховное командование использовало, чтобы свалить Бетмана, Валентини и Кюльмана, теперь обернулось против самих военных. Ведь именно теперь, открыто признав свои неудачи, они стали расходным материалом. Вильгельм писал: «Много недель я трудился не покладая рук, чтобы сплотить все группы людей в единый фронт. И теперь вся конструкция вот-вот рухнет. И все же так не должно быть – чтобы подобный манифест появился без нашего – моего и канцлера – ведома. И я не вижу другого выхода, кроме как согласиться с требованием канцлера».
26 октября Гинденбург и Людендорф были вызваны к Вильгельму в Берлин, и тот говорил с ним в таких выражениях, что генерал сразу предложил отставку, которая была немедленно принята. А отставка Гинденбурга принята не была. Макс опасался, что его уход станет последним ударом по армейской морали. «Операция закончена, – сказал кайзер. – Я разделил сиамских близнецов». Новым генерал – квартирмейстером стал Тренер, который в свое время изрядно польстил Вильгельму, держа его в курсе создания полевых железных дорог, и с тех пор демонстрировал административный гений, организуя производство военного снаряжения и выкачивая ресурсы Украины.